Керк Монро - Перо фламинго

Узнав своего друга, Ренэ бросился было к нему, но, услышав сердитый окрик Лодоньера, приостановился. Он не смел ослушаться коменданта, но хмуро посматривал на солдат, которые крепко держали Хас-се, словно боялись, что он может каким-то таинственным образом исчезнуть.

Лодоньер приказал солдатам развязать пленника и выйти из комнаты. Они повиновались, а молодой индеец гордо выпрямился и скрестил на груди руки. Тщетно пытался Ренэ встретиться с ним глазами: Хас-се, казалось, не замечал своего друга и даже не смотрел в его сторону. Одет он был в костюм молодого воина, а в волосах его пламенело перо фламинго. Держал он себя спокойно и уверенно, и члены совета невольно почувствовали к нему уважение. Лодоньер начал допрос.

– Расскажи-ка нам, чем объясняется неожиданный уход твоих соплеменников и почему ты прятался в лесу и следил за нами?

Глаза индейца вспыхнули, когда он заговорил на ломаном французском языке.

– Зовут меня Хас-се. Я вам не враг. Мой отец и мое племя дружелюбно приняли тебя и твой народ. Эта страна принадлежит нам. Здесь мы можем делать все, что хотим, можем идти куда нам вздумается. Я ничего плохого не делал, но меня схватили и насильно привели сюда. На вопросы я отвечать не буду, пока меня не освободят. Хас-се все сказал.

Ренэ покраснел от радости, услышав гордые слова друга. Лодоньер продолжал допрос. Но Хас-се сжал губы и не отвечал ни слова. Фраза «Хас-се все сказал» означала, что он твердо решил молчать, пока его не выпустят на свободу.

Наконец Лодоньер позвал солдат и приказал им отвести пленника на гауптвахту и обращаться с ним ласково, но следить, чтобы он не убежал. Когда Хас-се увели, комендант форта повернулся к членам совета и спросил, как следует поступить, по их мнению, с пленником.

Художник Ле Муан заявил, что пленника нужно немедленно освободить, – быть может, тогда он согласится дать объяснения. Ренэ Дево не выдержал и произнес речь в защиту своего друга. Он говорил, что Хас-се прав, они не имеют права держать его в плену; страна эта принадлежит индейцам, и белые не смеют диктовать им свою волю. Ренэ разгорячился, и Лодоньер сурово его оборвал:

– Молчи, Ренэ! Ты вправе защищать своего друга, если он не враг нам, но помни, что ты еще молод и глуп. – Ренэ смутился и умолк, а комендант продолжал: – Я согласен с Ле Муаном: этого молодого дикаря следует отпустить на волю. Таким путем мы завоюем расположение его племени, с которым должны поддерживать хорошие отношения.

Но другие члены совета были не согласны с Лодоньером: они хотели оставить Хас-се заложником, а вместо выкупа потребовать от индейцев запас провианта.

Не желая восставать против большинства, Лодоньер долго раздумывал. Наконец он заявил, что задержит Хас-се на одни сутки. А пока пусть Ренэ Дево навестит своего друга и постарается узнать, куда переселилось его племя.

С запиской от Лодоньера Ренэ явился на гауптвахту. Стража его пропустила, и он вошел в комнату, где был заключен пленник. Хас-се сидел на скамье, закрыв лицо руками. Когда вошел Ренэ, он вскочил и молча посмотрел на него, словно не мог решить, кто стоит перед ним – враг или друг. Ренэ подбежал к нему, крепко его обнял и воскликнул:

– Хас-се, брат мой, неужели ты думаешь, что и я против тебя?

– Теперь я знаю, что ты мне друг, Та-ла-ло-ко, – ответил Хас-се. – Я виноват, что усомнился в тебе. Но как смеют они держать меня в клетке? Я словно нутча, сокол, попавший в западню.

Мальчики уселись на скамейку, и Ренэ стал расспрашивать своего друга, почему ушли индейцы и что делал он здесь один.

Хас-се заявил, что никаких секретов у него нет, но он не хотел отвечать людям, которые взяли его в плен и заставляли говорить. Но Другу своему Та-ла-ло-ко он охотно все объяснит. Вот что узнал Ренэ: когда сгорел амбар, вождь Микко решил переселиться в страну дружественного племени алачуа, у которого было много съестных припасов, и оставаться там, пока вновь не созреет маис. Но Микко боялся, что Лодоньер, нуждавшийся в охотниках и рыболовах, попытается задержать племя. Индейцы ушли потихоньку, под покровом ночи, так как Микко не желал столкновений между белыми и индейцами.

– Он вправе был поступить так, как считал нужным, – заявил Ренэ. – Но почему ты не ушел со своим племенем?

– Я вернулся, чтобы повидаться с тобой, Та-ла-ло-ко, – ответил Хас-се. – Неспокойно было у меня на душе: я узнал, что Читта, Змея, тебя ненавидит и хочет тебе отомстить.

– Мне?! – удивился Ренэ. – Я с ним не ссорился. За что же он меня ненавидит?

– Не знаю. Быть может, он подозревает, что ты показал мне прием, благодаря которому я его поборол и стал носителем лука. Он очень хотел выйти победителем.

– Пожалуй, ты прав, – задумчиво проговорил Ренэ. – Но неужели он хочет убить меня только за то, что я был виновником его поражения?

– Ах, Та-ла-ло-ко, ты не знаешь, что за человек этот Читта! Недаром зовут его Змеей! И мстит он жестоко. Тебя он возненавидел и думает только о мести.

– Я очень благодарен тебе, Хас-се, за то, что ты меня предостерег, – сказал Ренэ. – Постараюсь, чтобы этот Читта не застиг меня врасплох.

– Слушай, Та-ла-ло-ко, – продолжал Хас-се, – я знаю, что у вас, белых, осталось в форте мало провизии, и всем вам грозит голод. Читта уничтожил все наши запасы, но у индейцев алачуа, к которым отправилось наше племя, есть и маис, и ямс. Если бы кто-нибудь из вас пошел к ним вместе со мной, они, наверное, согласились бы дать вам провизии в обмен на ваши товары. Если пойдет к ним много народу, алачуа испугаются, но если пойдет один человек – и вдобавок мой друг, – они примут его ласково и войдут с ним в переговоры. Та-ла-ло-ко, не пойдешь ли ты со мной в ту далекую страну?

Ренэ не ждал такого предложения.

– Хас-се! – воскликнул он, – Ведь ты сейчас в плену и даже не знаешь, освободит ли тебя комендант форта! Как же можешь ты говорить с такой уверенностью о путешествии в страну алачуа?

Хас-се улыбнулся.

– Можно посадить в клетку человека, но нельзя держать в плену солнечный луч. Если ты согласен идти со мной, я буду ждать тебя завтра, когда взойдет луна, на реке, где аллапата, великий крокодил, спас нас от катши, тигра. Алачуа тебя не обидят, а через месяц ты вернешься к своему народу.

Ренэ не успел ответить, так как дверь распахнулась, и в комнату вошел сержант.

– Уходи, Ренэ. Солнце заходит. Сейчас будет смена караульных, и пленника запрут на ночь. Неужели не надоело тебе разговаривать с этим упрямым дикарем?

Не желая говорить сержанту о своей дружбе с Хас-се, Ренэ очень холодно попрощался с пленником и, уходя, сказал:

– Не знаю, встретимся ли мы завтра. Быть может, я приду, а быть может и нет.

– Ну, конечно, не придешь. Нечего тебе тут делать, – проворчал сержант, запирая дверь и задвигая засов. – Будь я комендантом, я бы не позволил тебе являться на гауптвахту.