Карл Верисгофер - Сокровища Перу

Капитан сорвал эту записку, она была написана по-испански, содержание ее гласило:

«Именем Господа Иисуса, прошу доставить по адресу письмо, которое лежит в боковом кармане моей куртки, и тем избавить от смертельной муки бедную человеческую душу!»

Прочитав вслух эти слова, Рамиро обратился к капитану:

— Прикажете поискать это письмо?

Тот утвердительно кивнул головой.

Рамиро ощупал указанный в записке карман, но там были только мелкие кусочки бумаги, совершенно изглоданные крысами в труху, похожую на пыль.

— Какая жалость! Ах, какая жалость! — воскликнул Бенно с непритворной душевной скорбью.

При этом громадная борзая взглянула на мальчика умными, печальными глазами и стала лизать его руку. Бенно ласково взял обеими руками голову собаки и прижал ее к своей груди, и вдруг ему вспомнилось, что его дядя питал особое странное пристрастие к этим борзым.

Между тем капитан разыскал ключи от шкафа капитанской каюты и достал судовой журнал, который, очевидно, аккуратно велся день за днем, вплоть до последней недели.

Судно «Конкордия» с капитаном Геннаро отправлялось из Рио-де-Жанейро в Гамбург с грузом сахара и риса. По пути на судне появилась желтая лихорадка и в первые же дни унесла в могилу более половины экипажа. «Я с остальными людьми едва в состоянии справиться с бесчисленными крысами, перебравшимися на "Конкордию", надо полагать, еще в гавани с палубы другого судна. Спаси Бог от непогоды, а то мы неминуемо должны будем погибнуть».

Далее следовало: «Теперь и остальные 6 человек захворали; на посту я один да еще марсовый матрос!»

Затем на отдельном клочке бумаги, вложенном в книгу, было написано той же рукой, что и записка на обломке гротмачты: «Все умерли, даже капитан. В страшную бурю я вынужден был спустить за борт все тела без торжественности, но с молитвой за каждую бедную христианскую душу. Теперь и я заболел; ни капли воды; вся разлилась — бочонки снесло в море… Я один, только Плутон еще со мной»…

Капитан взял себе судовой журнал и обе записки, затем, в присутствии всех бывших с ним, осмотрел все шкафы. Здесь были все драгоценности, документы, деньги и бумаги покойного капитана «Конкордии».

Тут же был составлен подробный протокол, между тем как старший штурман собирал все эти вещи в один узел.

— Где-то у них ключи от складов и провианта? — сказал капитан, озираясь кругом, после того, как протокол был всеми подписан. — У нас так много женщин и детей, что многие вещи могли бы им больше пригодиться, чем если их оставить здесь, на съедение крысам на этом погибшем судне, предоставленном на волю волн.

— А разве мы не захватим его с собой?

— Нет, это совершенно невозможно! Этим мы подвергнем страшной опасности наше судно!

— Но собаку вы разрешите взять, капитан?

Капитан улыбнулся.

— Собаку — да! Хозяин ее умер, и вы можете теперь считать ее вашей собственностью, молодой человек!

Бенно поблагодарил; при этом ему невольно вспомнились слова штурмана о жалкой лавчонке, которая его ожидала по окончании пути, где ему едва ли позволят держать эту большую собаку. Рамиро как будто угадал его мысль.

— Вы думаете сейчас о каморке на чердаке, где вас, вероятно, поместит господин Нидербергер? — прошептал он ему на ухо. — Нет, Бенно, вы отправитесь вместе с нами, в Перу! Это — дело решенное. Не так ли, Плутон? — добавил он, обращаясь к собаке.

Та радостно залаяла, услыхав свое имя.

— Вот видите! — сказал содержатель цирка.

Приступили к осмотру судна.

— Только в жилые помещения и в спальни офицеров не входите: там все заражено! — говорил капитан. — Осмотрим только склады и провианткамеру!

Но когда отворили двери последней, то оказалось, что ее содержимое представляло одно сплошное месиво из вина, уксуса, масла, сырого кофе, муки, круп: все было опрокинуто, разбито, все слилось и смешалось в густую кашу, где копошились миллионы крыс.

— Нет, здесь не найдется ничего годного к употреблению! — проговорил капитан и приказал скорее запереть дверь. — Теперь сыщите мне скорее доску и пушечное ядро: нам надо похоронить этого беднягу прежде, чем мы покинем это судно! — продолжал он, обращаясь к старшему штурману.

По знаку капитана с его судна прибыла вторая шлюпка с десятью матросами. С помощью этих людей покойника тщательно обернули парусным холстом, привязали к доске с десятифунтовой гирей, и совершили эти ужасные и одновременно торжественные похороны. Все присутствующие обнажили головы, молитвенно сложили руки. У каждого на душе было трогательно и тяжело, каждый мысленно возносил молитву за усопшего. Капитан со своей стороны сказал несколько прочувствованных слов в качестве надгробной речи — и все было окончено. Только когда тело покойника скрылось под водой, собака громко и жалобно завыла и стала рваться вперед, как бы желая кинуться за своим хозяином в море.

— А теперь, штурман, скорей, скорей назад! Здесь весь воздух пропитан заразой! — сказал капитан.

С собакой было немало возни: ее только насильно можно было увести с судна, не будь Рамиро, с ней нельзя было бы сладить.

Между тем с корабля следили за шлюпками сотни любопытных глаз.

— Педрильо, ведь они везут с собой собаку, да? Это та самая, что выла сегодня ночью? — спросил тихонько Михаил.

— Да, вероятно! — ответил тот.

— Значит, я напрасно тревожился: смерть не являлась нам! Та собака была маленькая, беленькая, шелковистая и курчавенькая!

— Где же вы видели ту собачку? — спросил Педрильо, — расскажите-ка мне об этом!

— Нет, нет, я ничего не знаю… Вон директор идет!

Действительно, шлюпки пристали к судну, и все находившиеся на них поднялись на палубу.

Пассажиры обступили их со всех сторон, пошли спросы и расспросы.

— Я боюсь только одного, — сказал капитан полушепотом, отведя штурмана в сторону, — что судьба всех этих несчастных будет решена, как только мы придем в Рио: вероятно, там свирепствует желтая лихорадка. Но только не говорите никому об этом, так как страх и боязнь опасности только усиливают саму опасность!

Пользуясь легким ветерком, паруса поставили по ветру. Истомленные бессонной ночью, пассажиры стали мало-помалу разбредаться по своим койкам. Сердобольные матросы устроили Плутону хорошую подстилку в большом порожнем ящике и дали ему поесть. Бедная собака с жадностью накинулась на пищу: очевидно, она уже несколько дней не ела. Бенно тоже лег на свою койку, но не мог сомкнуть глаз и все думал о том письме, о той бедной христианской душе, которая мучилась теперь смертельной мукой в ожидании этого письма.