Карл Верисгофер - Сокровища Перу

— Что такое с вашим вождем? — спросил Бенно через Тренте. — Почему он так скрывается от всех?

— Несчастье! Великое несчастье грозит нам! — таинственно прошептала она. — Огонь истребит хижины наши и мужей, и женщин, и детей!

— Но скажи, бабушка, — осведомился Халлинг, — откуда же возьмется этот неумолимый огонь?

Старуха, точно заклиная, подняла обе руки кверху и сказала:

— Он спустится из облаков и вырвется из-под земли.

— Что она подразумевает под этим? Неужели какое-нибудь вулканическое извержение? Но как могут эти дикари заранее знать об этом? — рассуждал Халлинг. — Скажи нам, бабушка, когда это должно случиться?

— Этого нельзя знать! — отвечала она.

— И все это должно произойти из-за Тенцилея?

— Да, все из-за него! Правда, у него есть еще несколько добрых, надежных друзей, но что из того? Он останется в своей хижине и не выйдет больше из нее, и никто не ходит к нему. Он все равно, что мертв!

— Скажи нам, бабушка, — стал опять просить Халлинг, — не содержится ли ваш славный вождь в заключении там, в этой хижине? Уж не изгнали ли вы его из вашей деревни?

— Да, да, он в заключении, он пленник, но убить его нельзя, потому что Обия, Непорра и Баррудо — его друзья и стоят за него, а Непорра могущественный колдун, и может по желанию навлечь самые страшные несчастия на все наше племя. Вот потому-то Тенцилей жив, увы! Все еще жив! Ну, а теперь пейте, друзья! Это минго мы варили для вас. Поля наши изобилуют маниоком, а кленовый сок льется у нас рекой, пейте, чужеземцы, и будьте уверены, что мы охотно угощаем вас!

Тренте поспешно перевел слова старухи и с жадностью стал тянуть вкусный ароматный и крепкий напиток, тогда как белые умеренно пили его маленькими глотками из красивых бамбуковых чашечек. Ничего более им не удалось узнать о вожде Тенцилее и его таинственной истории.

— Дворцовый заговор в глухих дебрях девственного леса, — сказал, усмехнувшись, Рамиро, — право, это ужасно любопытно!

Теперь все маленькое общество вернулось на полянку. Здесь их глазам представилось удивительное зрелище: их мулы спокойно растянулись на мягкой траве, лениво пощипывая ее вокруг себя, а у них на спинах толпились с оживленным квохтаньем сотни кур, суетясь и усердно работая в качестве санитаров. Эти пернатые самаритяне с видимым наслаждением вырывали и склевывали клещей, впившихся в тело бедных мулов, которые с чувством благодарности предоставляли этим домашним птицам хозяйничать у себя на спинах. Освоившиеся с присутствием новых гостей собаки дикарей, подходя, зализывали ранки, оставшиеся после клещей, и таким образом довершали дело кур.

Солнце начинало уже садиться, тени деревьев ложились далеко на полянку. Друзья сложили всю свою кладь и все свои пожитки в отведенную для них хижину, в которой теперь было уже совершенно темно.

По приказанию одного из туземцев, маленький мальчуган притащил длинную палку из крепкого дерева, кусок древесной коры и немного легких сухих стружек. Кроме того, он принес два толстых узелочка, связанные между собою и обернутые какими-то растительными волокнами.

Тогда туземец положил кору на землю, воткнул в нее палку и принялся старательно крутить последнюю между ладонями рук. Спустя несколько секунд, дикарь ловко поймал концом сухой стружки вылетевшую искру и поджег стружкой сухую лучинку. Затем он достал из узла черный воск диких лесных пчел, скатанный наподобие свечей с фитильком в середине, которые тотчас же зажег. Вся внутренность хижины осветилась ровным приятным светом.

— Ах, как здесь мило и красиво! — воскликнул Бенно, — целая выставка изящных вещиц из коры, соломы, стружек, сушеных трав, бамбука и глины. И все это служит украшением для стен, а вместе с тем и для повседневных потребностей этих людей. Смотрите, вон люлька, изукрашенная красивой резьбой. Я видел сегодня, как матери надевают эти люльки за плечи, словно короб, и ставят в них своих туго спеленутых младенцев.

Между тем индеец, услуживавший нашим друзьям, доставив им освещение, тихонько дотронулся до руки Рамиро и заглянул ему в лицо. Казалось, он просил у него чего-то, затем, бормоча какие-то слова, указал рукой на свою прическу.

— Ах, — догадался Рамиро, — и тебе, приятель, понадобилась оловянная ложка! Ну, что же, если уж царедворец украсил себя такою ложкой, то почему же и человеку из народа не удостоиться такой же чести?

Халлинг раскрыл свой дорожный несессер и достал из него другую оловянную ложку.

— На, получи и иди к месту заключения бедного затворника и покажись там с этим новым орденом, которого удостоился и ты!

Индеец громко вскрикнул от радости и, схватив блестящую оловянную ложку обеими руками и, держа ее высоко над головой, выбежал как безумный из хижины.

— Смотрите, он не бежит, а пляшет! — сказал кто-то.

Действительно, счастливец кружился, подпрыгивал и приседал на ходу, не переставая размахивать ложкой у себя над головой.

— Пожалуй, нам придется наделить всех этих дикарей ложками, так что нам нашего запаса, чего доброго, и не хватит.

— Как красиво убранство стен, — сказал Бенно, — заметили вы, что все свободные от украшения места заполнены початками кукурузы! А вот и сиденья! — и он указал на низенькие скамеечки, украшенные резьбой.

— Да, все это красиво, но провести хоть одну ночь в этой духоте просто невозможно для человека не привычного! — заметил сеньор Рамиро.

— И я того же мнения. Пойдемте поохотиться на броненосцев, господа. Кроме того, нам нельзя же всецело оставаться на иждивении туземцев, ведь нас восемьдесят человек, и нашему больному необходимо иметь завтра суп и жаркое из свежего мяса.

— Да, да, — послышалось со всех сторон, и маленькое общество отправилось на поиски дичи. На этот раз охотниками были Халлинг, Бенно, три цирковых наездника, Тренте, в качестве переводчика, и еще несколько перуанцев.

У хижины, в которой была сложена вся кладь и все вещи путешественников, дежурил поочередно кто-нибудь из каравана. Больной также был оставлен под надежным присмотром. Луна светила ясно, заливая окрестность мягким серебристым светом. Настроение туземцев было, по-видимому, самое миролюбивое, и сами они казались такими чистосердечными, такими безобидными, как дети.

— Ты, Михаил, укажешь нам дорогу к жертвеннику? — сказал Рамиро.

— Это дальше, вправо, неподалеку от хижины пленного вождя.

— Прекрасно, может быть, нам удастся увидеть его: интересно узнать, какое преступление он мог совершить здесь, среди этого народа, не имеющего ни законов, ни храмов.

— Быть может, какие-нибудь личные счеты — месть, убийство или честолюбивые замыслы!