Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 1 Зверобой; Последний из могикан

Зверобой сел на табурет и следил за удалявшимся посланцем, пока тот не исчез из виду. Потом охотник окинул внимательным взглядом всю линию берега, насколько хватал глаз, и долго сидел, облокотившись на колено и опершись подбородком на руку.

В то время как Зверобой вел переговоры с мальчиком, в соседней комнате разыгралась сцена совсем другого рода.

Хетти спросила, где находится делавар, и, когда сестра сказала ей, что он спрятался, она направилась к нему. Чингачгук встретил посетительницу ласково и почтительно. Он знал, что она собой представляет и, кроме того, его симпатии к этому невинному существу укреплялись надеждой услышать какие-нибудь новости о своей невесте. Войдя в комнату, девушка села, пригласила индейца занять место рядом, но продолжала молчать, предполагая, что вождь первый обратится к ней с вопросом. Однако Чингачгук не понял ее намерений и продолжал почтительно ожидать, когда ей будет угодно заговорить.

— Вы Чингачгук, Великий Змей делаваров, не правда ли? — начала наконец девушка, по своему обыкновению совершенно просто.

— Чингачгук, — с достоинством ответил делавар. — Это означает «Великий Змей» на языке Зверобоя.

— Ну да, это и мой язык. На нем говорят и Зверобой, и отец, и Джудит, и я, и бедный Гарри Непоседа. Вы знаете Гарри Марча, Великий Змей? Впрочем, нет, вы его не знаете, потому что иначе он бы тоже рассказал мне о вас.

— Называл ли чей-нибудь язык имя Чингачгука Поникшей Лилии? (Ибо вождь этим именем решил называть бедную Хетти.) Пропела ли маленькая птичка это имя среди ирокезов?

Сначала Хетти ничего не ответила. Она опустила голову, и щеки ее зарумянились. Потом она поглядела на индейца, улыбаясь наивно, как ребенок, и вместе с тем сочувственно, как взрослая женщина.

— Моя сестра, Поникшая Лилия, слышала такую птичку! — прибавил Чингачгук так ласково и мягко, что мог бы удивить всякого, кто привык слышать раздирающие вопли, так часто вырывавшиеся из той же самой глотки. — Уши моей сестры были открыты, почему же она потеряла язык?

— Вы Чингачгук, да, вы Чингачгук. Здесь нет другого индейца, а она верила, что должен прийти Чингачгук.

— Чин-гач-гук, — медленно произнес вождь свое имя, подчеркивая каждый слог. — Великий Змей — на языке ингизов.

— Чин-гач-гук, — повторила Хетти столь же выразительно. — Да, Уа-та-Уа называла это имя, и, должно быть, это вы.

— «Уа-та-Уа» звучит сладко для ушей делавара.

— Вы произносите не совсем так, как я. Но все равно, я слышала, как поет птичка, о которой вы говорите, Великий Змей.

— Может ли моя сестра повторить слова песни? О чем больше всего поет птичка, как она выглядит, часто ли смеется?

— Она пела «Чин-гач-гук» чаще, чем что-либо другое, и смеялась от всего сердца, когда я рассказала ей, как ирокезы бежали за вами по воде и не могли поймать вас. Надеюсь, что эти бревна не имеют ушей, Змей?

— Не бойся бревен, бойся сестры в соседней комнате. Не бойся ирокеза — Зверобой заткнул глаза и уши чужой скотине.

— Я понимаю вас, Змей, и я понимала Уа-та-Уа. Иногда мне кажется, что я совсем не так слабоумна, как говорят. Теперь глядите на потолок… Но вы пугаете меня, вы смотрите так страшно, когда я говорю об Уа-та-Уа.

Индеец постарался умерить блеск своих глаз и сделал вид, будто повинуется желанию девушки.

— Уа-та-Уа велела мне сказать потихоньку, что вы не должны доверять ирокезам. Они гораздо хитрее, чем все другие индейцы, которых она знает. Затем она сказала, что есть большая яркая звезда, которая поднимается над холмом час спустя после наступления темноты. (Уа-та-Уа имела в виду планету Юпитер, хотя сама не подозревала об этом.) И, когда звезда покажется на небе, девушка будет ждать вас у того места, где я сошла на берег прошлой ночью, и вы должны приплыть за нею в пироге.

— Хорошо, Чингачгук теперь достаточно понял, но он поймет лучше, если сестра пропоет ему еще раз.

Хетти повторила свои слова, рассказала более подробно, о какой звезде шла речь, и описала то место на берегу, к которому индеец должен был пристать. Затем она пересказала со своей обычной бесхитростной манерой весь свой разговор с индейской девушкой и воспроизвела несколько ее выражений, чем сильно порадовала сердце жениха. Кроме того, она достаточно толково сообщила о том, где расположился неприятельский лагерь и какие передвижения произошли там начиная с самого утра. Уа-та-Уа пробыла с нею на плоту, пока он не отвалил от берега, и теперь, без сомнения, находилась где-то в лесу против «замка». Дела-варка не собиралась возвращаться в лагерь до наступления ночи; она надеялась, что тогда ей удастся ускользнуть от своих подруг и спрятаться на мысу. Видимо, никто не подозревал о том, что Чингачгук находится поблизости, хотя все знали, что какой-то индеец успел пробраться в ковчег прошлой ночью, и догадывались, что именно он появлялся у дверей «замка» в одежде бледнолицего. Все же на этот счет оставались еще кое-какие сомнения, ибо в это время года белые люди часто приходили на озеро, и, следовательно, гарнизон «замка» легко мог усилиться таким образом. Все это Уа-та-Уа рассказала Хетти, пока индейцы тянули плот вдоль берега. Так они прошли около шести миль — времени для беседы было более чем достаточно.

— Уа-та-Уа сама не знает, подозревают ли они ее и догадываются ли о вашем прибытии, но она надеется, что нет. А теперь, Змей, после того как я рассказала так много о вашей невесте, — продолжала Хетти, бессознательно взяв индейца за руку и играя его пальцами, как дети играют пальцами родителей, — вы должны кое-что обещать мне. Когда женитесь на Уа-та-Уа, вы должны быть ласковы с ней и улыбаться ей так, как улыбаетесь мне. Не надо глядеть на нее так сердито, как некоторые вожди глядят на своих жен. Обещаете вы мне это?

— Всегда буду добрым с Уа! Слишком нежная, сильно скрутишь — она сломается.

— Да, а поэтому надо улыбаться ей. Вы и не знаете, как ценит девушка улыбку любимого человека. Отец едва улыбнулся мне, пока я была с ним, а Гарри громко говорил и смеялся. Но я не думаю, чтобы он улыбнулся хоть разочек. Знаете ли вы разницу между улыбкой и смехом?

— Смех лучше. Слушай Уа: смеется — думаешь, птица поет.

— Я знаю, ее смех очень приятен, но вы должны улыбаться. А еще, Змей, вы не должны заставлять ее таскать тяжести и жать хлеб, как это делают другие индейцы. Обращайтесь с ней, как бледнолицые обращаются со своими женами.

— Уа-та-Уа не бледнолицая; у нее красная кожа, красное сердце, красные чувства. Все красное. Она должна таскать малыша.

— Каждая женщина охотно носит своего ребенка, — сказала Хетти улыбаясь, — и в этом нет никакой беды. Но вы должны любить Уа, быть ласковым и добрым с нею, потому что сама она очень ласкова и добра.