Отто Гофман - Опасности диких стран

Граф Сент-Альбан, которому события минувшей ночи помешали вернуться домой из Версаля, куда он отлучался вчера, торопился к себе. Когда он уже почти достиг дверей своего дома, его невольно остановил стон, раздавшийся из полутемного углубления в стене.

— Если вы христианин, помогите мне, — произнес чей-то слабый голос, и эти слова, сказанные на испанском языке, тем более привлекли внимание графа, что он отлично говорил по-испански. Он и его спутник поспешно подошли к нише, находившейся в стене, и увидели человека в полулежачем положении: бледное, как смерть, лицо его указывало, что он был тяжело ранен при столкновении народа с войсками.

— Вы ранены, сеньор? — спросил граф по-испански.

— Карамба! Пуля одного из этих солдат угодила мне в спину и свалила меня на землю, как мешок; я едва дополз до этого убежища. Конечно, всякому придется когда-нибудь умереть, но я лучше желал бы испустить дыхание на моей жаркой родине, Мексике, в битве с моими естественными врагами, краснокожими. Злой дух в виде мошенника-янки привел меня в эту страну, где вместо удачи я нахожу злую кончину.

— Надеюсь, что этого не будет. — утешал его граф. — Во всяком случае, следует сделать все для вашего спасения. — Евстафий!

— Monsieur le comte!

— Мы должны укрыть этого человека в моем доме, так как туда всего ближе. Возьмите его осторожно и помогите мне перенести его.

Спутник графа улыбнулся.

— Хотя я и не обладаю вашей исполинской силой, граф, однако моих мускулов хватит на то, чтобы снести одному этого беднягу, иссушенного тропическим солнцем.

Последнее замечание как нельзя более подходило к фигуре раненого, так как он был еще более худощав и сух, чем сам Евстафий. На нем были надеты мексиканские панталоны из коричневого бархата, с разрезами по бокам, куртка из той же материи и поверх куртки синий полотняный китель, какой обыкновенно носят французские работники и поселяне.

— Ну так бери его, — сказал граф, — я следую за тобой.

Евстафий взвалил на плечи мексиканца, который невольно застонал от боли, и вся группа вышла на улицу, где, по-видимому, не было солдат. Только при входе на бульвар находился жандармский пост. Один из жандармов, кажется, заметил подозрительную группу, потому что поскакал по направлению к ней.

— Поспеши со своей ношей в дом, — крикнул граф провансальцу, — я буду прикрывать отступление.

Пока провансалец дошел до дома, находившегося в нескольких шагах, и дернул шнурок колокольчика, граф, не имевший при себе никакого оружия, кроме тоненькой тросточки, поджидал жандарма, скакавшего к нему с обнаженной саблей и кричавшего: «Стой! стой!»

— Что вам угодно, сударь? — спросил граф.

— Мне угодно, — закричал полупьяный жандарм, — арестовать этого проклятого бунтовщика, которого вы стараетесь унести, да и вас тоже… вы, видно, также мятежники! Прочь с дороги, иначе эти мошенники уйдут в дом.

— Позвольте, сударь, — сказал граф с холодным спокойствием, тем более зловещим, что оно было предвестием вспышки бешеного гнева, — я граф Сент-Альбан и настолько известен в Париже, что всякий сумеет найти меня, если ему это будет нужно. Тот человек ранен, он отдался под мое покровительство, и я намерен спасти его, так как нахожу, что довольно уж было резни.

— Значит, вы сами бунтовщик, как я и думал! — с бешенством крикнул жандарм. — Вот же вам!

Он замахнулся саблей, но быстрее молнии граф бросил трость, схватил одной рукой ногу всадника, другой — седло, затем — одно страшное усилие, и всадник с лошадью покатились по мостовой.

— Mort de ma vie! Я тебя научу, милый мой, быть вежливым, когда говоришь с потомком своих старых королей.

Он вошел в дверь, так как увидел, что товарищи жандарма спешили к нему на помощь, и затворил ее за собою;

Приказав швейцару не беспокоиться о суматохе и как можно скорее привести доктора, он поднялся по лестнице в прихожую. Между тем Евстафий, с помощью другого слуги, уже раздевал в соседней комнате раненого, чтобы уложить его в постель.

Граф Генри де Сент-Альбан, родившийся в древнем городе Авиньоне и принадлежавший к одной из богатейших фамилий в крае, был одним из тех мужественных, но легкомысленных и любивших приключения людей, которые блистали при французском дворе во времена Филиппа II. Молодой, богатый, одаренный особенной мужественной красотой и исполинской силой, образчик которой мы уже видели при вышеописанной сцене с жандармом, он с юношеским задором предался прожиганию жизни и в течение нескольких лет спустил большую часть своего состояния Вскоре за тем его беспокойный нрав привел его в Алжир, где он своим беззаветным мужеством приобрел дружбу маршала Бюжо и отличился на его глазах во многих сражениях, так что получил чин полковника. Возвратившись во Францию, где в это время королевская власть была свергнута и водворилась республика, он был избран в народное собрание. Депутатство досталось ему тем легче, что его земляки, а в особенности известное товарищество авиньонских носильщиков, питали большую привязанность к Monsieur le Comte — как его называли там. Мужество, щедрость, древняя провансальская фамилия и исполинская сила графа еще с молодости привязали к нему этих людей; из их среды вышел Евстафий, уже в течение многих лет бывший его верным спутником, наполовину слугой, наполовину товарищем и другом. Евстафий полез бы в драку со всяким, кто вздумал бы неуважительно отзываться о графе, к которому провансалец питал смешанное чувство собачьей преданности и материнской любви.

Когда граф, переодевшись, вошел к раненому, там уже находился врач, осматривавший рану. По выражению его лица граф тотчас догадался, что рана внушала серьезные опасения. Эта догадка подтвердилась, так как врач отвел графа в сторону и шепотом сообщил, что пуля засела между спинными позвонками и раненый через несколько часов умрет. Произвести операцию невозможно, не потревожив нервы спинного мозга, что вызовет неминуемую и мгновенную смерть. Итак, он поручает графу сообщить о неизбежной кончине больному, который, быть может, пожелает сделать какие-нибудь распоряжения, а сам считает излишним свое дальнейшее пребывание здесь, так как никакой помощи он оказать не в силах.

После этого неутешительного сообщения человек науки удалился, предоставив графу печальную обязанность уведомить несчастного чужестранца о предстоящей кончине. Граф исполнил это с сердечным участием солдата и, к своему утешению, нашел мексиканца более покорным судьбе, чем ожидал. На вопрос о последних распоряжениях умирающий выразил желание поговорить с графом наедине, на что последний и согласился, между тем как Евстафий, по просьбе мексиканца, отправился в Сент-Антуанское предместье, чтобы отыскать в одной из тамошних гостиниц американца по имени Джонатан Смит и уведомить его об участи больного. Последний сообщил графу, что упомянутый американец, хотя и был его спутником и компаньоном, но мошенник с головы до пят; подробности об их отношениях граф тотчас узнает.