Отто Гофман - Опасности диких стран

— А вы, — воскликнул Роланд, грубо схватив рассказчика за ворот, потому что хладнокровие Натана приводило его в ярость, — вы, несчастное создание, вы стояли здесь и дозволили умертвить ребенка!

— Друг, — как всегда кротко отозвался Натан, немного озадаченный неожиданным нападением, — не будьте несправедливым! Если бы мне было так же легко проливать кровь, как и тебе, даже тогда я все-таки никак не мог бы спасти бедного ребенка, потому что у меня не было винтовки, я был безоружен. Я забыл сказать тебе, что полковник Бруце, когда я рассказал ему о дикарях, отнял у меня ружье, назвал меня бабой и прогнал из крепости безоружным. Конечно, он был не прав, забрав у меня оружие, которым я добывал себе пропитание, и тем более был не прав, что это стоило жизни ребенку, потому что, когда я стоял в маисе и видел большого грубого индейца, убивающего ребенка, — я не дал бы ему совершить это кровавое дело, если бы только оружие было у меня в руках, хотя и сам не знаю, что бы я предпринял тогда!

— Я так и думал, — сказал Роланд, отпуская Натана. — Ни одно человеческое существо, даже самая трусливая баба, не могло бы, держа оружие в руках, не употребить его в дело при таких обстоятельствах. Но вы все-таки хоть что-нибудь сделали?

— Друг, я сделал все, что мог тогда сделать. Я выхватил ребенка из рук индейца и бросился бежать, надеясь, что дитя, как бы оно ни было тяжело ранено, может быть еще спасено. Но не успел я отбежать и мили, как ребенок умер у меня на руках. Я с головы до ног был облит кровью. Это было прямым укором для полковника Бруце, который приехал со своими людьми к переправе, чтобы проверить мой рассказ. Когда я ушел из крепости, он не мог успокоиться — а вдруг я сказал правду? И вскоре он убедился, что мой рассказ — сущая правда, потому что в жилище Асбернов он не нашел ничего, кроме трупов и пожарища. Ни один из членов семьи не спасся.

— А отомстили за них? — спросил Роланд мрачно.

— Да, потом из четырнадцати разбойников одиннадцать были убиты еще до рассвета: преследователи настигли их там, где они разложили свои костры. Что касается трех остальных, которым удалось уйти, то о них было известно от пленных, которые возвращались от индейцев. Только одному из них удалось добраться до своих, остальные же погибли, неизвестно как, в лесу. Однако, — заметил вдруг Натан, — маленький Петр беспокоится более обыкновенного. Ему никогда не нравилось это место… Я знавал людей, которые утверждали, что собака чует присутствие духов.

— А по-моему, он чует новую толпу индейцев, а не каких-то духов, — сказал Роланд.

— Очень возможно, — согласился Натан, — что индейцы проходили сегодня по этому полю: лес полон ими и вполне возможно, что некоторые из них пробрались сюда, чтобы посмотреть на эти развалины, где их собратьями была пролита кровь девятерых белых. Наверное, при этом вспомнили и тех индейцев, которые поплатились своей кровью за кровь своих жертв… Нет, друг, у моего Петра, как и у людей, есть свои склонности и свои убеждения, и он с ужасом приближается к этому месту, как и я сам. Потому-то я и бываю здесь только тогда, когда меня к этому вынуждает необходимость. Но если ты беспокоишься, то я войду перед тобой в развалины, которые виднеются на краю обрыва.

— Нет, не нужно, — ответил Роланд, увидев совсем рядом хижину, которую они искали.

Он заметил, что Петр успокоился, и решил сам убедиться, насколько прочны развалины, так как им он собирался вручить судьбу существа, которое любил больше всего на свете.

Убежище представляло собой низкий бревенчатый сруб и стоял он, как казалось, на самом краю обрыва, на дне которого бурно шумела река; хижина разделялась на два флигеля небольшими сенями, но оба были соединены общей крышей.

Как бы мало предосторожности ни выказали строители, судя по постигшей их судьбе, но они все-таки не преминули предпринять некоторые меры предосторожности для своего одинокого жилища и которые были типичными для этих мест: ряд изгородей, которые, может, были возведены неумело, но все-таки в какой-то мере защищали жилище, образовывали два маленьких двора, один спереди, другой сзади, где содержался скот. Здесь же мог поместиться и целый гарнизон в случае нападения. Загородка сзади тянулась до самого берега, который заканчивался обрывом вышиной в 40–50 футов. Здесь никакой частокол не был нужен. Спереди же забор огибал часть открытой поляны. Теперь же строение обрушилось и имело унылый вид. Частокол, в основном спереди, где колья были вытащены дикими, был почти разрушен; правый флигель чернел обгоревшими бревнами. Единственная часть здания, сколько-нибудь уцелевшая, был левый флигель, который состоял только из одной комнаты; он был почти без крыши и вот-вот мог обрушиться. Трудно было представить себе что-либо более унылое и мрачное, чем вид этих развалин, а дикий рев реки внизу, который еще более усиливался тем, что в этом месте вода спадала с крутого обломка скалы, придавал особенную суровость всей этой местности.

Еле-еле Натан уговорил Роланда остаться здесь на несколько часов. Он доказывал ему, что брод, по которому он хотел перебраться через реку, лежит в нескольких милях отсюда. И лишь когда взойдет месяц или разойдутся тучи, а звезды будут освещать им дорогу, можно будет попытаться переправиться; что дорога туда ведет через овраги и болота и что поэтому нигде не сыскать более спокойного места для измученных, усталых девушек и, наконец, что развалины вполне безопасны.

— Право, — заключил он, — я не стал бы советовать что-нибудь опасное. Зачем предоставлять себя случайности, когда есть в лесу хоть один индеец, будь он даже за десять миль от меня? Я же стану караулить с маленьким Петром, пока твоя бедная сестра спит; и если ты и твои двое спутников-мужчин тоже можете не спать, тем лучше.

— Пусть будет так, — согласился Роланд, — пусть оба мои спутника сторожат.

После этого Роланд вошел в развалины с негром и зажег свечу, а потом ввел туда усталую сестру и Телию.

Натан же и Пардон Фертиг отвели тем временем лошадей в овраг, где было вволю травы и воды и откуда они не могли убежать.

Вскоре на развалившемся, давно покинутом очаге разгорелся огонь, и когда он осветил все помещение, путники могли рассмотреть скромную обстановку их пристанища. Хижина слева состояла из одной комнаты, стены которой представляли голые бревна и из щелей уже давно высыпалась замазка. В некоторых местах щели просвечивали насквозь, так что ветру и дождю был открыт широкий доступ. Потолок обрушился под тяжестью изломанной крыши, от которой остался небольшой кусок; пол из толстых досок тоже провалился, так как дерево местами сгнило и смешалось с землей. Окон и дверей не было вовсе; но два отверстия на передней и задней стенках и третье — большего размера, которое вело в коридор, загроможденный теперь обгорелыми бревнами, показывали, где прежде были дверь и окна. Другая половина хижины так развалилась, что нельзя было определить, где что находилось, и войти туда можно было только через заднюю часть здания. Пол тут совсем пришел в негодность и, вероятно, был снесен водой.