Карл Май - Верная Рука

Наш провиант тоже отняли. И тут же съели, нас же покормили весьма скудным завтраком. Трампы напоили коней и стали собираться в путь. Нас они привязали к своим клячам руками вперед, так, чтобы мы могли держать поводья. Потом они занялись трофейными лошадьми. Лошадь осэджа не доставила им особых хлопот, она сама горела желанием поноситься, но чалый Апаначки рванул с места, едва только всадник забрался в седло, и умчался. Прошло довольно много времени, прежде чем они вернулись. Кокс взбирался на Илчи Виннету. Конь казался спокойным, как будто был добрейшей манежной клячей. Но едва бродяга уселся в седле, как Илчи взвился в воздух и описал большую дугу. И тут же раздался еще один крик рядом — это мой Хататитла столь же быстро расправился со своим седоком. Оба свергнутых лошадьми всадника вскочили на ноги, бранясь, с огромным удивлением уставившись на вороных, стоявших теперь так спокойно, как будто несколько секунд назад ничего вовсе не происходило. Трампы решились еще раз попробовать оседлать вороных, но через мгновение были скинуты и во второй раз. У них хватило запала и на третью попытку, но с тем же успехом. Олд Уоббл осторожно, так, чтобы это не очень бросалось в глаза, хихикал на протяжении всей этой сцены, а в конце концов разразился громким хохотом и прокричал вожаку:

— Теперь вы понимаете, мистер Кокс, почему мне не нравился черный дьявол? Эти вороные так выдрессированы, что даже лучший наездник в мире не продержится на них и минуты.

— Почему вы говорите мне об этом только сейчас?

— Потому что я хотел доставить вам удовольствие узнать радость полета. Ну и как, вы рады?

— Черт вас побери! Так они действительно никого к себе не подпускают?

— Ни единого постороннего человека.

— Досадно. Что же делать?

— Если вы не хотите летать постоянно, верните их прежним владельцам. Попозже можно попробовать сделать этих плутов поуступчивей.

Этот совет был принят. Мы получили своих коней, и сразу же после этого вся наша пестрая и весьма живописная кавалькада тронулась в путь.

Когда мы проехали вход в долину, Кокс приблизился ко мне и сказал:

— Я надеюсь, у вас хватит благоразумия, чтобы не осложнять своего положения собственной строптивостью. Скажите, вы действительно знаете путь к бонансе?

— Знаю.

— Я надеюсь, вы не уведете нас в сторону.

— Я тоже.

— Итак, куда мы направляемся сегодня?

— К одному источнику по ту сторону Стремительного ручья.

Мне чрезвычайно понравилось, что он воспринял как само собой разумеющееся то, что я стал проводником. Ведь на самом-то деле о местонахождении бонансы я знал только со слов апача. Чтобы выяснить, как обстоят у трампов дела со знанием местности, я принялся выпытывать:

— А вы сами бывали в тех краях? Около Беличьего ручья?

— Нет.

— А кто-нибудь из ваших людей?

— Никто. Вы будете показывать дорогу.

— Это может сделать и Виннету.

— Он не запомнил места, где лежит золото.

— А вы действительно считаете, что я вам его покажу?

— Естественно.

— В таком случае, вы странный человек.

— Почему же?

— Ну подумайте: чего я добьюсь, если помогу вам заполучить золото? Ничего, совершенно ничего. Жизни моей придет конец. Единственное, что продлевает мою жизнь, так это поиски бонансы. Но неужели вы думаете, что для меня будет большой радостью, если вы, напав на нас, ограбив и решив убить меня, вдобавок ко всему еще и сделаетесь миллионерами?

— Хм, — пробормотал он, но больше ничего не прибавил.

— Кажется, вам дело еще не представлялось с такой стороны?

— Конечно, нет, но вам придется считаться и с судьбой ваших товарищей.

— Что вы имеете в виду?

— Если мы не найдем бонансы, все они умрут.

— Что мне до этого, ведь я-то умру в любом случае. Кто собирается считаться со мной? Когда я буду мертв, какая мне будет разница — живут другие или нет?

— Вы не можете быть так жестоки.

— Я? Жесток? Да вы, кажется, веселый парень. Говорите человеку о жестокости, а сами собираетесь его убить, если не получите золота. Мне нужна только свобода, и тогда никаких разговоров о жестокости не будет.

— Я еще не сошел с ума.

— Тогда и не упрекайте меня в жестокости.

Он поглядел по сторонам и сказал:

— Well, давайте поговорим откровенно. Вы в самом деле намереваетесь скрыть от нас placer?

— Разумеется.

— Выкиньте это из головы. Иначе ваши друзья умрут, да и вы сами кое-что потеряете.

— Что же?

— Ведь еще не окончательно решено, что я передам вас Олд Уобблу.

— Ах, вот как?

— Да, — ответил он. — Его счастье, что он ускакал вперед и не слышит, о чем мы с вами беседуем. Если вы укажете нам бонансу я она окажется на самом деле такой богатой, как описывал Виннету, то я освобожу не только ваших товарищей, но и вас самого.

— И вы можете мне это обещать?

— Обещать твердо я, увы, ничего не могу.

— Тогда и нечего было мне это говорить. Я хочу знать точно, что со мной будет.

— Напротив, был смысл это вам сказать. Все зависит от запасов бонансы. Вы, я подозреваю, должны лучше всех знать, как с этим обстоит дело.

— Конечно, я это знаю: речь идет о миллионах.

— Ну, тогда — по рукам, и вы уже заслужили свободу.

— А вы скажете об этом Олд Уобблу?

— Предоставьте решать это мне самому. Если старику придет в голову как-то помешать мне, я просто отправлю его ко всем чертям.

— Это не получится, он тоже собирается поучаствовать в дележе бонансы.

— Какой же вы все-таки глупец! Вы не поняли, что с моей стороны это был просто тактический ход.

Ну как я мог ему объяснить, что на самом деле глупее всех вел себя в этой ситуации именно он? Если он собирается нарушить слово, данное Олд Уобблу, то разве я могу надеяться, что он сдержит обещание, данное мне? Ему, конечно, и в голову не приходила мысль освободить меня в случае, если мы найдем бонансу. Ему это совсем не нужно, и даже более того — не нужно также оставлять свидетелей совершенного надо мной насилия, поэтому его обещание насчет того, что мои друзья останутся живы, было весьма сомнительно. Сейчас он хочет от меня рвения и услужливости — но, получив placer в свое распоряжение, не остановится перед клятвопреступлением, вообще ни перед чем и более страшным. Но что меня возмущало больше всего, так это то, каким доверительным тоном позволял себе говорить со мной этот негодяй.

В эти минуты я охотнее всего плюнул бы ему в лицо, но тем не менее оставался внешне спокойным.

— Ну как, вы все обдумали? — спросил он через некоторое время.

— Да.

— И что вы собираетесь делать?

— Сначала посмотрю, сдержите ли вы свое слово.

— И покажете мне, значит, где находится placer?

— Да.

— Well. Ничего умнее вы и придумать не могли. Впрочем, имейте в виду: даже если я нарушу свое слово, мертвому вам будет совершенно все равно, получили мы золото или оно осталось в земле.