Сюзан Доннел - Покахонтас

Пока они ждали, подошла Покахонтас и сообщила Смиту и Ньюпорту счастливую весть: кровать покорила ее отца. Он настолько доволен, что исполнит желание колонистов и наденет себе на голову чужеземную корону, только требует, чтобы все прошло быстро — у него слишком мало времени, чтобы тратить его на всякие незначительные дела.

Прошел еще час. Внезапно под грохот барабанов из сыромятной кожи появился великий король, лицо его было непроницаемо. Он был окружен воинами, которые смеялись и шутили и с любопытством глядели на англичан. Однако воины были хорошо вооружены на случай предательства.

Покахонтас присоединилась к женам Паухэтана, стоявшим в конце площадки. Все они были пышно разодеты в меха — мягкий беличий, рыжий и серебристый лисий, мех опоссума, блестящий мех норки, куний и мех выдры. Теперь жены стали терпимее к уродливым созданиям другой земли, но мысль о том, что их всемогущий король-бог должен стать правителем другого королевства, забавляла их и возбуждала в них любопытство.

Вперед выступил Ньюпорт и протянул алую мантию, показывая, что ее надо набросить на плечи. Паухэтан позволил одному из воинов снять с себя длинную накидку из сыромятной кожи, а Ньюпорту — окутать королевские плечи мягких бархатом. Лондонским портным сказали, что король выше шести футов, так что кроваво-красные складки мантии ниспадали на землю. На лице великого короля мелькнуло удовольствие, и все смотревшие на него подумали, как величественно он выглядит.

Толпа молчала. Никто больше не шутил. Подошли два джентльмена и почтительно попросили Паухэтана преклонить колено и склонить голову. Томас Сейведж перевел.

— Я ни перед кем не склоняю голову. — Великий король был непреклонен.

Англичане оказались в затруднительном положении. Среди них не было ни одного достаточно высокого человека, который мог бы возложить корону на Паухэтана, пока тот стоял во весь рост. Они посовещались, потом стали показывать, что нужно сделать. Даже Ньюпорт встал на одно колено и наклонил голову. Англичане испробовали лесть, уговоры, всевозможные хитрости, но могущественный правитель Семи Королевств был непреклонен. Ни перед кем из смертных он не встанет на колено.

Смита осенило, когда он посмотрел на Покахонтас и стоявшую рядом с ней борзую. Он шепнул что-то Ньюпорту, который вместе с матросом, державшим корону, приблизился к королю. Затем он быстро сказал что-то Покахонтас, которая тут же подошла к отцу, держа своего Кинта за ошейник.

Паухэтан обожал собаку и наклонился приласкать ее. В это мгновенье Ньюпорт схватил корону и быстро водрузил ее на голову великого короля. Паухэтан медленно выпрямился и сурово нахмурился. Сбросит ли он корону на землю? Волна патриотизма охватила англичан. В конце концов, это символ их страны. Гром приветствий разорвал настороженную тишину. Паухэтан пристально посмотрел на колонистов, и его лицо медленно разгладилось. Его выражение, казалось, говорило: «Пусть эти глупцы позабавятся».

Затем Ньюпорт выкрикнул:

— От имени короля Англии Якова я короную тебя королем Англии и Виргинии!

Он выстрелил из пистолета, и Паухэтан невольно подпрыгнул. «Мэрри Маргарет» немедленно откликнулась салютом из двадцати одного орудия. Англия короновала нового короля.

Но корона и несколько минут не задержалась на голове Паухэтана. Он снял ее и вручил одному из своих вассалов. Смит ничуть не сомневался, что она пойдет на украшения для любимых жен короля. Было совершенно очевидно, что все внимание короля сосредоточилось на реве пушек. Только они имели для него какое-то значение, и стало ясно, что путь к королю лежал не через короны и почести, а через оружие и силу, которую оно могло ему дать.

Однако великий король, правитель Семи Королевств и король Англии, не забыл о приличиях. Он взял свою тяжелую накидку, расшитую многими сотнями жемчужин и раковин, говорящими об огромном богатстве, и передал ее Ньюпорту.

— Для твоего короля, — сказал он. — Подарок от Паухэтана, правителя Семи Королевств.

Ни от кого из англичан не укрылось то, что он отдал накидку, а не корону из перьев или какое-либо другое головное украшение.

Смит передал командование людьми одному из лейтенантов и приказал им пешим ходом возвращаться в Джеймстаун. Сам он хотел поплыть с Ньюпортом. Надо было обсудить планы по переустройству жизни в колонии и, кроме того, спокойно подумать о многом. Ночное плавание представлялось идеальным для обеих целей. Но сначала он хотел написать письмо королю Якову и Виргинской компании с извещением о том, что коронация состоялась. Поднявшись на корабль, он устроился в каюте и написал:

"Достопочтенные леди и джентльмены, я в точности последовал вашим указаниям, присланным с капитаном Ньюпортом, хотя сам и был решительно против них. Я заранее знал, что этот жест может оказаться для всех нас опасным. И многие убедились в этом теперь, когда уже слишком поздно. Я короновал Паухэтана в соответствии с вашими указаниями.

Несмотря на подарки, которые вы прислали Паухэтану по случаю коронации, я беру на себя смелость уведомить вас, что затруднения у нас, видимо, начнутся раньше, чем мы получим от вас ответ".

Смит понимал, что письмо получилось грубым, но он хотел, чтобы в Лондоне осознали, что почти невозможно диктовать политику с расстояния в несколько тысяч миль, да еще в делах, в которых они практически ничего не смыслят. Смит подготовил письмо к отправке в Англию с первым кораблем и, прежде чем идти к Ньюпорту, снова вернулся мыслями к Покахонтас. То, что она сделала для Англии и колонистов, невозможно было измерить. Без нее колония просто погибла бы, а вкладчики компании были бы настолько выбиты из колеи, что надолго, если не навсегда, отложили бы новую попытку. Тогда сюда пришли бы французы и испанцы и подчинили себе Виргинию и Новый Свет.

«Она настоящая героиня, — думал Смит, — хотя сама она о себе этого не думает». Как-то она сказала ему, что с самого начала хотела лишь сблизить двух самых дорогих ей людей — Паухэтана и Смита. Но по мере того, как она узнавала англичан ближе, ее расположение к ним росло, и теперь она уже хочет, чтобы оба их народа сосуществовали в гармонии.

«Да, она необыкновенна, — подумал Смит, — но каким образом она может войти в мою жизнь? Она не только принцесса чужой страны, но теперь и принцесса Англии. А какую жизнь я могу предложить ей в Англии? И сможет ли она жить там? Может быть, она почувствует себя стесненной после свободы лесов?» Эти мысли не впервые беспокоили его и снова крутились в голове, и снова на них не было ответа. Поэтому он собирался вернуться в Англию, как только обеспечит Джеймстауну будущее.

Если бы не его страсть к ней! Он поднялся из-за стола и подошел к иллюминатору. «Что-то внутри меня, — подумал он, — раздражается и сожалеет, что я трачу время на беспокойство и тоску по ней. Это заставляет меня забывать о своих обязанностях, о том, что я должен осуществить, и вызывает чувство вины. — Он вернулся к столу и в отчаянии ударил по нему перчаткой. — Если бы я не любил ее! Проклятье, я нарушил свое собственное правило: никогда не заводить с женщиной серьезных отношений, это приносит только неприятности. Проклятье, проклятье!»