Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией

Стоунхорн не останавливался, и Окуте и Унчида не имели никакого желания, чтобы под тысячью чужих глаз созерцать то, что их народ потерял в безнадежной борьбе. Лишь по другую сторону Хиллса, в одном из тихих мест, Джо остановился.

Квини успокаивала смуглых малышей, которые уже делали попытки сесть.

Джо не раздумывая пустил коня пощипать траву у дороги и напиться. Окуте и Унчида смотрели назад, на покрытые лесом горы.

— Наш черед настал слишком рано, — задумчиво сказал Окуте. — Если бы сегодня, спустя несколько десятков лет, в резервации была найдена нефть или золото, страна оставила бы эксплуатацию месторождения индейским жителям. Но сто лет назад белые люди были голодными хищниками и не хотели ничего знать о нашем праве. Дикие были и мы. Приходилось молчать или умирать.

— Сегодня мы должны на засушливых клочках земли приобщаться к американскому образу жизни. Мы объект их воспитания, — Джо усмехнулся. — Такого смешного занятия им теперь днем с огнем не найти.

— Несмотря на это, Джо Кинг стал ранчеро, и именно из-за этого Квини — художницей.

— Да, но сколько случайностей! Бурная ночь, в которой Квини и я нашли друг друга, Джером и Каролина и ты — Окуте, если бы ты тогда не поднялся со стула, я бы проткнул, наверное, Ника Шоу в его щегольском костюме по всем правилам искусства и этим покончил бы и с собственной жизнью.

— Все случайности взаимосвязаны. В конце концов ты боролся за Квини не один день и добыл ее лишь потому, что по собственному решению нашел путь назад, к своему племени. Джерома и Каролины ты бы не нашел без комбинационных способностей. А то, что пришел я, так это благодаря твоему имени и двум присланным письмам, Инеа-хе-юкан.

— Ты можешь точно также сказать: наше наследие и возможности сделали свое дело. Но это стоило дьявольских нервов. Ты только представь себе, что я стал другим человеком, как только переступил границу резервации! Как лошадь, которую разнуздали.

— Да. Из-за этого я тогда ушел с несколькими нашими палатками. Это было и правильно и в то же время — нет. Нас еще слишком мало там, на севере, а вы еще недостаточно свободны здесь, в южных широтах. Что самое скверное, так это ваша плохая земля. Однако надо заставлять себя изо всего, чем обладает человек, что-то делать.

— С деньгами — да. Где индейцы имеют нефть и капиталовложения, это идет легче.

— Ваши капиталовложения — это изобретательность, и школа, которую они вам дали, — из которой вы когда-нибудь сделаете свою собственную школу, — и еще уверенность, что вы не пропадете…

— Уверенность?

— Да.

— Ты, может быть, прав. Девяносто лет нищета и опека глодали людей, выжимали все соки, но, наверное, еще достаточно нас и кое-чего в нас самих, для того чтобы еще раз преодолеть себя, да и победитель должен же в чем-то измениться: большое колесо повернулось. Также и с неграми белые люди не могут больше делать, что им захочется. Это верно.

Квини утихомирила детей, оба задремали. Она прислушивалась к разговору и, так как мужчины ничего больше не говорили, она высказала мысли, которые ее беспокоили.

— Узду, Стоунхорн, надевают иногда и вне резервации, если тебя все время держат под наблюдением, потому что ты индеец, и все время подстерегают: ну-ка, как он будет себя вести? Это тоже наказание.

— Которое ждет меня в Калгари! Ладно, надо ехать дальше. — Джо поднялся.

Колонна снова пришла в движение.

Через несколько часов езды по однообразной местности путешественники остановились на ночлег в одном простом мотеле. Джо улегся в гараже у своего Пегого.

На второй день поездки достигли цели первого этапа — Вуд Хиллса.

Зеленые, пологие, пересеченные лесными полосами, раскинулись эти холмы под летним солнцем. Окуте, как старый человек, построил себе дом на одном из холмов, с которого открывался широкий обзор, в ясный день, пожалуй, на сотню миль, почти до Миссури. Квини с детьми и Унчида остались у него в качестве гостей, Окуте поехал со Стоунхорном назад на ранчо своего родственника и друга, к подножию холма. Пегий уже был оставлен там. Дом, в который зашли Окуте со Стоунхорном, был просторен, он давал приют большой семье с одиннадцатью детьми. Здесь нашлось место и Окуте, и Джо, которые собирались тут вместе провести неделю. Хозяину принадлежали триста голов скота и десять бекинг хорсов.

Джо еще с вечера обошел вокруг ранчо с владельцем по имени Бивер и увидел, насколько легче на такой плодородной земле вести хозяйство. Пегий пасся на сочном огороженном лугу.

На следующее утро Джо начал тренироваться. Последующие дни показали, что он постоянно удерживался на брыкающемся коне более предписанного правилами родео времени, но не всегда сохранял одинаково хорошую посадку. Он постоянно преодолевал самые невероятные выходки коня, но, если животное вдруг начинало вести себя однообразно, скучно, Джо терял бдительность.

Окуте говорил немного. Наблюдал за Джо, критиковал его, и из его скупых слов следовало, что Джо еще многое надо делать лучше. Однако ранчеро Бернард Бивер заметил:

— Знаете, Окуте, похожего я не видел еще ни на одном родео. Это же гений!

Пегий не уступал своему господину и не давал ему соскучиться.

На девятый день, как и было предусмотрено, наступило время прощаться.

И Окуте, и Джо провели последний вечер наверху, в доме Окуте на холме, и смотрели в широкую даль.

— Здесь я почти каждую ночь простаиваю часами и смотрю назад… на путь, которым мы когда-то сюда пришли… с нашими волокушами, зимой. Позади враги, и впереди враги. Маленькая горстка людей. С двадцати четырех до семидесяти двух лет я ждал. Столько времени я ждал вас, запертых там, в нашей резервации. А я считался мятежником, за мою голову была назначена премия, и я не мог вас посетить, если не хотел окончить как Татанка-Йотанка 55и Тачунка-Витко. Нити оборвались. Наконец, когда мне стало восемьдесят четыре, пришел один из ваших и взял мою правнучку Уинону в жены. Это был твой отец, Джо, старый Кинг. Уинона ушла с ним и стала для меня пропавшей без вести. Она мне никогда не писала. Прошли десятилетия, и я получил письмо Тачины.

— Большинство из нас даже не знали, что здесь, на севере, тоже живут еще люди нашего племени.

— Одна треть земли от земли ранчо, которое вы видели, еще принадлежит мне. Земля для сотни голов скота. Этого слишком мало для семьи, но достаточно для такого старика, как я, или для одного молодого, который хочет начать. Я эту землю семье Бивер только сдал в аренду. Когда твои дети, Джо, станут большими, один должен владеть этими лугами.

Окуте видел, что Квини плакала.

— Ты не должна плакать, Тачина. В нашем племени старики всегда знали, когда умирать. Сейчас я могу еще ездить верхом и бегать. Да я и не умру. Я буду просто отдыхать у Белых скал рядом со своим вождем Тачункой-Витко. Смерть — это мой дом.