Андрей Ветер - Тропа. История Безумного Медведя

Экспедиция в долину Пыльной Реки. В начале августа 1865 года генерал Патрик Коннор заявил, что «на индейцев следует охотиться, как на волков», и направил три армейские колонны в район Пыльной Реки. Одна колонна (полковник Коул) должна была двигаться из Небраски к Чёрным Холмам, вторая – из форта Ларами прямо на север (полковник Уокер) на соединение с Коулом, третья (генерал Коннор) направилась на северо-запад к штату Монтана. Независимо от планов Коннора некто по имени Джеймс Сойерс организовал свой отряд и двинулся к Пыльной Реке, надеясь открыть золотые прииски в Монтане. Группу его старателей сопровождали две роты пехоты. Военная кампания закончилась полным крахом Коннора. Серьёзных сражений не произошло, индейцы лишь изредка тревожили солдат и угоняли их лошадей. С наступлением зимы многие армейские лошади Коула и Уокера пали, и кавалеристам пришлось идти пешком, что сделало их абсолютно небоеспособными. Коннор построил небольшое укрепление, где намеревался провести зиму, но к исходу зимы около половины его солдат умерло от цинги или воспаления лёгких.

Шýнка– собака, крайне редко этим словом называли и лошадь. Чаще для обозначения лошади применяли слова шýнка-вакáн (священная собака) или шуктанка (от шунка-танка – большая собака). Воины Лакотов обычно называли лошадь словом Ташýнке (то есть его лошадь) и относили это слово к специальному, воинскому лексикону, подчёркивая тем самым особую привязанность мужчины к своему боевому коню.

Сражение 21 декабря 1860 года близ форта Фил-Кирни, что стоял на Малой Сосновой Реке. В официальную американскую историю сражение вошло как резня Вильяма Феттермэна. Лакоты, Шайены и Арапахи организовали нападение на обоз, занимавшийся заготовкой дров для форта, и вынудили капитана Феттермэна выступить на выручку обозу. Каждое из трёх племён выставило по два человека в качестве приманки – задача очень опасная, но и очень почётная для воина. Индейцы выехали из леса так, чтобы их было хорошо видно из форта. Они слезали с лошадей, ругались, размахивали руками и вызывали солдат к себе. Из-за стен крепости на них сыпались пули, несколько раз выстрелила пушка. Вскоре Феттермэн вывел из ворот солдат (всего 81 человек) и устремился в погоню. Индейцы сумели заманить Феттермэна в западню. Сначала в форте прислушивались к залпам доносившимся из-за горного хребта, но через полчаса наступила мёртвая тишина. Поисковая группа нашла отряд Феттермэна к вечеру. «Все были мертвы. Мы погрузили их в повозки, в ящики для амуниции. Невозможно было отличить, кто кавалерист, кто пехотинец. Трупы были раздеты догола, черепа расколоты дубинками, уши, носы и губы отрезаны, скальпы унесены, а тела напичканы пулями и утыканы стрелами, кисти, ноги, лодыжки связаны сухожилиями. Искать их внутренности было тяжело из-за высокой травы. Подбираешь эти внутренности, и не знаешь, какому солдату они принадлежат. Так что у кавалериста могли быть кишки пехотинца, а у пехотинца кишки кавалериста» (из воспоминаний рядового Джона Гатри).

С 1881 года правительство США запретило индейцам проводить Танец Солнца в каком-либо виде. В 1930 году индейцам было позволено возобновить эту церемонию, но без самоистязаний. «Принято считать, что после запрещения правительством в 1881 году проводить Танец Солнца, эта церемония больше не происходила до того момента, пока в 1928 году в резервациях Сосновый Утёс и Розовый Бутон не случился большой праздник. Но это не так. Танец Солнца устраивался в Сосновом Утёсе ежегодно и, конечно, с прокалыванием тела. Но церемонии проходили тайно, в удалённых местах, и людей там собиралось мало. Принимались самые тщательные меры предосторожности, чтобы эти места не были обнаружены. Танец Солнца – наша религия, наша высшая форма молитвы Богу. Поэтому мы и проводили церемонию каждый год, чаще всего в конце июля, но случалось и другое время. Случалось, мы приглашали туда и наших друзей-Бледнолицых; они прекрасно понимали, что всё происходившее было противозаконным… Наконец, в 1952 году меня вызвали в контору агентства и сказали, что мне разрешат проводить Танец Солнца с прокалыванием на территории резервации. Но мне выдвинули некоторые условия. Во-первых, они желали знать, имелось ли у меня лекарство для лечения ран. Во-вторых, они заявили, что вся ответственность ляжет на меня, если у кого-то случится нагноение и тому подобные неприятности. Я согласился. И в 1952 году я получил документ, разрешавший мне протыкать людей во время церемонии. С тех пор я прокалывал восемь человек ежегодно» (из воспоминаний Обманувшего Ворону).

«Положение индейцев можно обозначить следующим образом: в течение нескольких лет после их покорения наиболее опасные элементы из Сю и Шайенов находились под военным контролем. Многие из них были разоружены и лишились лошадей. Их боевые пони были проданы, а выручка возвращена им в виде домашнего скота, сельскохозяйственной утвари, фургонов и т.п. Индейцам не разрешалось переселяться из одной части США в другую. Не могли они также подыскивать себе работу как на территории резервации, так и за её пределами. Они вынуждены были предаваться безделью и пожинать плоды засухи. Неурожай, постигший Равнины в 1889—1890 годах, усугубил упаднические настроения. Это породило чувство недовольства даже среди дружески настроенных индейцев, не говоря уже об элементах, яростно сопротивляющихся каждому шагу цивилизации» (из отчёта Военного Секретаря за 1891 год).

«Шестнадцать лет прошло со времени нашей последней войны против Сю в 1876 году. В то время сегодняшние Сю были в большинстве своём ещё детьми и потому не ощутили на себе силу армии. Ничего удивительного, что этим молодым, ещё не имеющим боевого опыта воинам, нужен предлог для того, чтобы испытать храбрость на тропе войны. По обычаям этого народа, только этот путь ведёт к славе и избранному месту в так называемой стране вечной охоты» (бывший агент по делам индейцев Макджилликади; из письма от 15 января 1891 года).

«До соглашения 1876 года бизон и олень были основной пищей Лакотов. Продукты питания, палатки, спальные принадлежности были прямыми производными от охоты и вместе с мехами являлись предметами обмена и торговли. Индейцам не составляло труда добывать то, что являлось необходимым условием для существования. За восемь лет, прошедших после договора, бизоны исчезли совсем, и Лакоты остались на солончаковых землях и правительственных пайках. Трудно переоценить степень того бездействия, которое охватило сей народ после внезапного исчезновения животных. Ни с того ни сего они вдруг должны были заняться земледелием, да ещё на земле, совершенно непригодной для этой цели» (из заявления комиссионера Моргана).