Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки»

Во второй же раз было и того хуже. В середине второго акта, уже после того как Виолетта отказала Альфреду, вняв мольбе его отца, она, не в силах сдержать чувства при виде возлюбленного, поет полную страсти арию «Amamil, Alfredo, amami quantio t'amo» – «Люби меня, Альфред, люби меня так, как я люблю тебя»; при этом Джульетта намеренно вышла вперед, на середину сцены, и, полностью игнорируя явно раздосадованного и сбитого с толку тенора, пропела арию, адресуя ее непосредственно Гаю и неотрывно глядя на него. Раздался гром оваций, и на этом акт закончился. Джо Энн сидела, чувствуя себя глубоко несчастной, оттого что увидела смятение и боль в глазах мужа, пряча от него свои слезы.

В антракте капельдинер принес записку: Джульетта приглашала их обоих поужинать вместе с ней и ее мужем в номере-люксе гостиницы «Сент-Шарль». Джо заметила, что лицо Гая немного напряглось; прочитав записку, он молча передал ее жене. Увидев слова «мой муж», Джо едва сумела сдержать крик радости. Она ласково взглянула на Гая.

«Бедняга, – подумала она, – ты, наверно, решил, что она всю жизнь будет изнывать от любви к тебе. Как же мало ты знаешь женщин! А может быть, так и лучше. Жизнь должна продолжаться. Даже женское непостоянство служит этой цели. Завтра ты узнаешь о нашем сыне и навсегда забудешь эту комедиантку…»

Когда занавес вновь поднялся, она с готовностью отдалась чарующей власти голоса Джульетты. Затем были аплодисменты, крики «браво», не меньше десятка вызовов на бис. С томной грацией победительницы Джо Энн Фолкс встала и позволила мужу укутать ее плечи бархатной пелериной.

– Мы примем это приглашение? – выдавил из себя Гай. Джо видела, что настроение у него скверное.

– Конечно, любимый, – озорно улыбнулась Джо. – Такой ужин я не пропущу ни за что на свете!

Но ожидаемый ею триумф был не столь уж радостен и полон, как она предвкушала. Мужем Джульетты, столь лаконично упомянутым в приглашении, оказался не кто иной, как постаревший, лысый, обезображенный шрамами Эдвард Малхауз. Любая другая женщина на месте Джульетты, несомненно, подумала бы о полном неприличии подобного приглашения своему бывшему любовнику разделить ужин с ней и ее мужем, посвященным во все перипетии их многолетнего романа. А уж приглашать еще и жену своего бывшего возлюбленного – прямая дорога к скандалу.

Но, как ни странно, ничего ужасного не произошло. Через какие-нибудь пять минут они все трое если и не почувствовали себя совсем раскованно, то, по крайней мере, ясно понимали, что от Джульетты Катильоне нельзя ожидать, чтобы она думала и вела себя, как кто-то другой на этой земле. Даже Джо видела, что в ней нет ни капли утонченной женской мстительности. Джульетта просто хотела еще раз увидеть Гая, поговорить с ним, вволю на него насмотреться, и ей действительно было совершенно наплевать, понравится это или нет его жене и ее мужу.

– Великолепно выглядишь! – сказала она. – Седина на висках тебе очень идет. Придает значительности… – Она обернулась к Джо: – Извините меня, дорогая, но он ведь все время проводит с вами, как и Эдди со мной, поэтому будьте так любезны – поговорите с моим мужем и предоставьте Гая мне, хотя бы на этот раз…

– Хорошо, – сказала Джо, – ведь вам все равно придется вернуть его назад, мисс Кастильоне… прошу прощения, миссис Малхауз…

На лице Эдварда Малхауза появилась вымученная улыбка.

– Я к этому привык, – сказал он сухо. – Да и замуж за меня она вышла из жалости…

– Вовсе нет, – сказала Джульетта. – Как раз наоборот: я подумала, что любой другой мужчина не станет терпеть мои вспышки раздражения, приступы меланхолии и ужасный характер – он будет лупить меня до полусмерти, а то и вовсе бросит. А Эдди так добр ко мне, и я действительно люблю его. Он так мил со мной и так некрасив, что мне не надо сходить с ума от ревности, как было с Гаем. А вы, – она встала, подошла к Джо и критически осмотрела ее с ног до головы, – хорошая пара своему мужу, миссис Фолкс. Вы чистая, милая и сдержанная, а я такая взбалмошная. Дети уже есть?

– Нет, – поспешно ответила Джо. – Пока нет…

– Жаль. Он так любит детей. А я не выношу этих мокрозадых, воющих, сопливых, дурно пахнущих зверенышей. Единственные дети, которых я когда-либо любила, – эти смышленые негритята, Сифа и Никиа…

– Вот тут ты права, ей-богу! – воскликнул Гай. – Где же они, Джулия?

– Они… умерли, – прошептала она. – Не смотри на меня так, Гай! Я хорошо о них заботилась. Все делала, что ты мне говорил, кормила их, держала в тепле. Правда, Эдди?

– Да, Гай, – сказал Эдвард. – Она прекрасно о них заботилась. В этом не было ее вины…

– Но что тогда случилось?

– Колдовство, волшба, черная магия – не знаю, как и назвать! – сказала Джульетта. – Никиа проклял Сифу – и она умерла от его проклятия. Тогда он решил, что тоже должен умереть, – и умер! Клянусь, Гай, что говорю истинную правду!

– Знаю, – сказал Гай с грустью. – Никиа был колдун не из последних. Одного не могу понять: почему он проклял Сифу? Ведь он любил свою маленькую сестру больше жизни…

– Она… опозорила его… Мы были в Париже… Ну, в общем, ты знаешь этих французов. Они не питают отвращения к черной коже, разве что в малой степени. И один шустрый маленький бой лет пятнадцати из отеля «Империал» решил, что будет хорошим развлечением соблазнить Сифу. Потом мы провели в Риме пять месяцев, и вскоре стало заметно, что Сифа беременна. Никиабо был в бешенстве. Он обрушил на нее целый поток той тарабарщины, на которой они говорят, и в конце концов она во всем созналась. И вот тогда он вытянулся во весь свой крошечный рост и сказал…

– Откуда, черт возьми, ты можешь знать, что он сказал, Джулия? – перебил ее Гай. – Он ведь наверняка сказал это на суахили?

– Сифа рассказала мне потом. Он сказал: «Когда пойдет на убыль эта луна, и ты пойдешь на убыль, моя сестренка! А когда полмира укутает тьма, ты умрешь!» И она умерла. Я приглашала одного доктора за другим. Они говорили: это все гипноз, предрассудки, темные страхи. Так или иначе, она умерла от этого в первую же безлунную ночь.

Этому Гай вполне мог поверить. Он помнил искусство гипноза, которому Бириби, последний колдун Фолкстона, обучил его. Если жертва по-настоящему верила или хотя бы испытывала достаточно сильное уважение к знахарю…

– И что было потом? – спросил он.

– Он сидел у ее тела и пел свою погребальную песню. Все ночь сидел и пел. Только на рассвете перестал. Когда я вбежала в комнату, он был там, мертвый, рядом со своей сестрой, и никаких следов от ран…

– Я этому не верю! – воскликнула Джо Энн. – Это невозможно! Нельзя умереть от проклятия!

– Ты так думаешь, Джо? – спросил Гай угрюмо. Он чувствовал, как его охватывает мрачная злоба, застарелая неприязнь к людям, безмятежно верящим, что их культура заключает в себе всю правду. Да и настроение у него было прескверное. Он горячо любил жену, но не мог не заметить, как она обрадовалась его замешательству, когда он получил записку от Джульетты. Были и другие причины, которых он даже не мог понять. Ему нравилось ощущать свою власть, а в эти несколько последних дней Джо словно ускользала от него. Казалось, она знает какую-то тайну, сводившую на нет его власть над нею. И это ему не нравилось.