Анри де Монфрейд - Человек, который вышел из моря

Около полудня ветер, который постепенно ослабевал, послал нам свое последнее дуновение, и паруса обвисли. Пылало солнце, наступил полнейший штиль. Вокруг нас море и небо слились воедино, подернутые легкой дымкой, невесомым облаком светящейся пыли. Я включил мотор, но не стал опускать фок, чтобы воспользоваться его тенью. Ветер, возникавший в результате движения судна, слегка надувал его, в то время как Мола подавал мне обед, состоящий из тунца с сочной плотью и макарон, поджаренных в сухарях и с сыром, ибо в то время швейцарский сыр еще не взвешивали на лабораторных весах, как золото. Искрящееся, сохранившее вкус плода кьянти было недостаточно прохладным, что портило впечатление от обеда… Рацион, состоящий из картофеля и жавелевой воды, заставляет меня сегодня почувствовать истинную цену «победы».

Возникшие на линии горизонта, на фоне золотисто-красного закатного неба причудливые очертания вулканических гор Береники позволили мне определить, где мы находимся, затем полыхание стало фиолетовым, и последние лучи уходящего солнца пересекли небо, подобно гигантским аркам. За кормой судна из морских глубин поднималась синяя ночь. Эта красочная феерия внезапно потухла, и, словно облако искр от яркого пламени, высыпали звезды и повисли в прозрачном пространстве.

Это были уже великолепные египетские ночи. Позади остался тропик Рака, воздух стал легким, более прохладным, но утром палуба покрывалась обильной росой.

Когда взошло солнце, нашему взору предстало аравийское побережье, которое раскинулось на переливающем всеми цветами радуги море, как драгоценный перламутр, белые пляжи и пустыни плавно поднимались к плато из розового гранита, а еще дальше виднелся фантастический хаос вулканических гор.

Я забыл о своих недобрых предчувствиях, поддавшись волшебной власти этих пейзажей, окрашенных в какие-то нереальные цвета, где, казалось, дремала некая легенда.

И каким же ужасным было пробуждение от этого сказочного сна, вызванное необходимостью подумать о возможном появлении отвратительного пароходика – патрульного катера с его ищейками!

Для того чтобы избежать неприятных встреч, я удалился от обычного маршрута кораблей, углубившись в лабиринт мадрепоровых банок, в извилистые проходы, где сквозь толщу спокойной и прозрачной воды можно созерцать коралловые леса и всю великолепную жизнь подводного мира. Каждый остров, который вновь представал предо мной, напоминал о радости его открытия в пору моих первых плаваний, и, поскольку мы плыли с опережением графика, я посетил их почти все. Я не хочу утомлять читателя рассказом об этом странствии среди знакомых островов, тогда пришлось бы повторить то, о чем я не раз писал в других своих книгах.

Таким образом за неделю, предшествующую дню встречи, я преодолел всего сто пятьдесят миль и, как всегда, когда знаешь, что впереди у тебя уйма времени, я едва не опоздал. Две лодки Ставро уже с прошлого вечера находились у острова Тиран, когда я ранним утром подплыл к нему. Я увидел Горгиса, он вновь стал моряком, которым когда-то был. Богатого элегантного господина с тяжелыми золотыми брелоками на жилетках из английской ткани больше не существовало. Босой, с засученными рукавами, он налегал на весла, как и в те времена, когда заносил швартовы в канале. Крупный бриллиант выглядел странно на его руке простолюдина. Загар, покрывший его ничем не примечательное лицо за три дня, проведенные в море, плохо выбритые подбородок и щеки окончательно вернули Горгису его естественный облик, тот облик, с которым он вынужден был расстаться, чтобы обзавестись собственным домом и играть роль зажиточного буржуа, но который он вновь стремительно обретал, испытывая детскую радость всякий раз, когда ему удавалось сбросить с себя обременительные оковы парвеню. Ему было по душе ремесло контрабандиста, и не только потому, что оно приносило прибыль, как он это утверждал, полагая, что говорит искренне, но и потому, что оно позволяло ему время от времени становиться тем, кем он был от природы – моряком и немного пиратом, как и его предки, воспетые великим Гомером. Более того, предмет этой контрабанды, гашиш, обладал для него в некотором роде священным смыслом, как и все, что порождает родная почва. Он напоминал ему о жизни фермы на высоких берегах Пелопоннеса. Перед его взором вновь возникала темная зелень посадок индийской конопли, среди которых красные и желтые платки девочек напоминали крупные цветы. Горгис слышал, как они распевают на разные голоса древние песни, пропалывая сорняки с тем, чтобы неоплодотворенный цветок излил на листья драгоценную смолу, дарящую людям мечту и иллюзию.

Когда-то я сам познакомился с патриархальной жизнью фермы у дяди Ставро, где красивые служанки в юбках со сборками бегали босиком по стертым их предками плитам. Внешне они остались такими же, как и в те легендарные времена, когда женщины расстилали льняные ткани на пляжах, залитых солнцем, в стране Навсикаи. Я был свидетелем вековых ритуалов приготовления гашиша вместе с попом Маноли, который, подоткнув сутану, принимал в этом деле участие. Поэтому меня не удивляло, что Горгис вовсе не чувствует себя преступником, доставляя в обход таможенных барьеров, вопреки законам и предписаниям, наркотик, родившийся там, на свежем горном воздухе, в полях изумрудного цвета, где порхают, словно бабочки, разноцветные платки девочек. Примерно такое же чувство глухого возмущения испытывал и я, думая о том, что только глупцы могут называть нас «торговцами дурманом».

Им бы следовало приберечь это название исключительно для мрачных типов, поставщиков химических ядов, которые осаждают общественные писсуары, ночные бары и злачные места!

Увы, скоро я должен был стать причастным к этой контрабанде, отвратительной не только своим смертоносным товаром, но и безнравственностью ее противника, той полиции нравов, которая сама погрязла в пороках, оправдываясь тем, что она избавляет от них общество.

Когда Горгис принял партию груза в сотню таник, доставленную в этот раз, мне показалось, что он смутился, когда я спросил, к какому сроку он хотел бы получить все остальное.

– Я не могу вам сказать, ваш товар портится на жаре. Ему уже несколько лет, и я не знаю, какой окажется эта партия.

– Вскройте танику и убедитесь.

– Мне самому не в чем убеждаться, я передаю вам лишь то, что говорят мне клиенты. Они капризничают, поскольку сейчас в моде кокаин и героин, которые гораздо легче перевозить и с которыми намного удобнее обращаться.

Ставро стоял в стороне и то и дело качал головой с сокрушенным видом, словно отвергал доводы своего друга. Конечно, у обоих приятелей был ко мне деликатный разговор, но они не знали, с чего начать.