Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 3 [Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз]

Консул покрывается потом и заправляет выбившуюся из брюк рубашку изящным жестом землекопа.

Наконец до старика доходит, чего от него хотят, и его лицо озаряется улыбкой. Мы вместе выходим из кабинета, где господин Вадала все еще продолжает свой неистовый монолог.

Я замечаю, что, если я кричу не слишком громко, Нанабой меня слышит. Он кажется мне славным человеком, хотя я и не имел с ним дела как с шипчандлером; видимо, он мастерски владеет своим ремеслом, подобно Дельбурго в Адене. Старик уже достиг пенсионного возраста, но его еще держат на работе, поскольку он единственный в городе судовой агент, владеющий французским языком. Нужно быть поистине очень славным человеком без всяких запросов, чтобы довольствоваться снабжением французских судов, столь редко заходящих в индийские порты. Когда Нанабой (так зовут моего нового знакомого) уйдет на пенсию, в нашем консульстве не останется больше ни одного агента. Следовательно, это редкий специалист, и его нужно беречь. Он говорит на всех языках и продает всевозможные товары. Он тут же предлагает мне самые невероятные вещи: старую мебель, место на кладбище, новые товары со скидкой и т. д. Нанабой явно изучает меня, подобно тому, как обезьяна вертит в руках орех, выискивая наиболее слабое место, чтобы без труда вонзить в него клыки.

Больше всего меня восхищает услужливость старика, который не выказывает ни малейшей досады, узнав, что мое судно — всего-навсего тридцатишеститонная галоша. Как и Дельбурго, он обладает даром быстро завоевывать дружбу.

Нанабой ведет меня в свою контору. Мы подходим к довольно красивому зданию и поднимаемся по широкой и чудовищно грязной лестнице. Просторные лестничные клетки загромождены коробками и ящиками с овощами, от которых исходит запах гниения.

На последнем этаже он поворачивает ручку вычурной двери, и мы оказываемся в огромной шумной конторе, где грохочут бесчисленные пишущие машинки. Более ста пятидесяти человек корпят за большими письменными столами красного дерева, выстроившимися в ряд, точно станки современного завода.

Столь многочисленный штат прилежных сотрудников повергает меня в изумление. Да, мой агент — незаурядная личность! Но вскоре мы подходим к одному из столов, ничем не отличающимся от других, и установленная на нем табличка — «Нанабой и К°» выводит меня из заблуждения.

Старик достает ключ, открывает стол и усаживает меня рядом с собой. Это и есть его «контора», а «сотрудники»-индийцы — арендаторы, которые за довольно умеренную плату снимают рабочее место, чтобы заниматься здесь своими делами.

Мелкие торговцы снуют между столами с чашками чая. Там и сям горят душистые палочки, и плевательницы красны от бетеля [21] Бетель — тропическое растение с жгучими на вкус листьями, из которых готовят смесь для жевания, добавляя туда семена пальмы арека и небольшое количество извести. ( Примеч. ред .) . Разумеется, здесь нет ни одного европейца. Мое появление не вызвало особого любопытства, окинув меня мимолетными взглядами и убедившись, что я не англичанин, все снова погружаются в работу.

В этом огромном помещении можно безболезненно обсуждать любые дела, так как постоянный шум заглушает отдельные голоса. Впрочем, никто не обращает внимания на окружающих и ведет себя так, как будто находится в отдельном кабинете.

Я показываю Нанабою образец гашиша, привезенного из Египта. Он подтверждает, что здесь этот продукт зовется шаррасом. Я уже упоминал, описывая встречу с Тернелем, что надеюсь извлечь пользу из данного названия, известного только в Индии. Англичане поняли это раньше меня и, сбывая наркотики, остерегаются произносить опасное слово «гашиш».

Нанабой рассказывает мне, что товар находится на государственных акцизных складах, на дверях которых сияет выведенная золотом вывеска: Salt, opium and charras [22] Salt, opium and charras ( англ .) — соль, опиум и шаррас. ( Примем. пер .) . Странно видеть такой невинный продукт, как соль, рядом с опиумом и гашишем, и вскоре читатель узнает, чем это вызвано.

Шаррас (так же как опиум в Индокитае) открыто продается во всех местных лавках, имеющих соответствующее разрешение. Правда, дозволено приобретать лишь небольшое количество наркотика за один раз, но в Бомбее столько торговцев, что ничего не стоит запастись шаррасом и опиумом в нужном количестве.

Нанабой советует мне испробовать этот наиболее простой способ, им пользуются все моряки, скупающие в Бомбее контрабанду. Но мне он не подходит: я собираюсь приобретать товар оптом для регулярного вывоза. Задумавшись, Нанабой чешет в затылке.

Я предлагаю сходить к начальнику таможни Collector of Customs, поскольку речь идет о регулярных поставках. Нанабой тотчас же соглашается, и мы отправляемся в путь.

Администрация таможни располагается в огромном дворце с величественными воротами, напоминающими вход в храм и подавляющими своими колоссальными размерами. Пол украшен мозаикой, стены покрыты белой керамической плиткой, словно в операционной. В бесконечных коридорах, освещенных с одной стороны широкими оконными проемами, бесшумно, как тени, движутся босые солдаты-индусы, похожие друг на друга, как оловянные солдатики из одной коробки.

Нанабой окликает одного из них, и тот соглашается быть нашим проводником всего за четыре анна (полфранка), ибо в Бомбее все делается только за деньги.

На последнем этаже расположена великолепная застекленная веранда, где царит тишина, как в церкви. Мое внимание привлекают три загадочных двери — вернее, двустворчатые ширмы, открывающиеся в обе стороны.

Начищенный паркет сверкает, как лед, и мы отражаемся в нем вместе с часовым, застывшим наподобие восковой статуи. Он носит огромный тюрбан с золотыми галунами и широкий пояс красного шелка.

Сделав несколько шагов по коварному полу, Нанабой скользит и растягивается во весь рост. Солдат с галунами подбирает его далеко улетевшую шляпу и вежливо осведомляется о причине нашего визита. Я вручаю ему рекомендательное письмо французского консула, и часовой удаляется через одну из дверей, створки которой щелкают, как автоматическая задвижка.

Мы застываем на месте, не решаясь ступать по коварному паркету. Через пять минут появляется солдат и просит нас еще подождать.

Мы находимся на седьмом этаже — седьмом небе здешней администрации, где обитает могущественный Collector of Customs.

Застекленная дверь выходит на огромный рейд, тот самый рейд, на котором я остановился вчера под дождем. Сейчас небо прояснилось, и видно довольно далеко. На желтоватом фоне мутных вод выделяются утопающие в зелени острова. Вдали теряются в тумане леса с очень темной листвой.