Ганс Якоб Гёбелер - Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U-505. 1941–1945

Совершенно неоправданно Енот начал опасаться за свою безопасность и пожаловался властям союзников. Он был немедленно переведен из нашего лагеря, причем это событие меня абсолютно не огорчило.

Со временем мы были переведены с Бермудских островов в Техас, а затем в большой концентрационный лагерь в Растон, штат Луизиана. Во всех отношениях это был нормальный лагерь для военнопленных, но нас, экипаж U-505, содержали в отдельном комплексе, не смешивая с другими заключенными. Американское правительство поддерживало легенду, что это особое отделение лагеря для содержания заключенных, бывших антинацистов. Трактуя этот лагерь как место содержания политических военнопленных, оно избегало обязательных инспекций лагеря представителями Международного Красного Креста. И еще – ни одно слово о нашем существовании не достигало Германии. Наши сердца безмерно тосковали, когда мы представляли себе, что переживают наши семьи, считая нас пропавшими без вести.

Считаться заключенными в лагере для антинацистов было довольно забавной ситуацией, поскольку мы ничуть не потеряли былой уверенности в победе Германии. Так, например, однажды ночью мы смешали чистящий порошок с некоторыми химикалиями, получили водород и наполнили им целлофановые пакеты, на которых написали «U-505 жива». В другой раз мы протащили сквозь ограду германский военный флаг и вывесили его на вершине американской водонапорной башни. Эта акция привела нашу охрану в ярость!

На территории лагеря мы поддерживали строгую военную дисциплину и верность нашей стране. Охрана считала нас «твердокаменными нацистами», но мы демонстрировали только профессионализм и преданность Германии. Даже после того, как мы осознали, что война проиграна, мы решили никогда не терять наше достоинство военнослужащих.

Через некоторое время мы были приставлены к работе – чистить лес и собирать хлопок для местных фермеров, живущих в Растоне. Фермеры были очень довольны нами и говорили, что мы, немцы, работаем намного упорнее и тщательнее, чем те работники, которых они обычно нанимали. Что касается меня, то эта каторжная работа излечила меня от всех джек-лондоновских фантазий насчет привольной жизни лесорубов. Странные существа, живущие в лесах Луизианы, особенно пугали меня. Большие осы и шмели, которые мы прозвали «штуками» 61 61 «Юнкерс Ю-87» «Штука» (русское прозвище «певун», «лаптежник», реже – «лапотник», нем. Stuka = Sturzkampfflugzeug – пикирующий бомбардировщик) – одномоторный двухместный (пилот и задний стрелок) пикирующий бомбардировщик и штурмовик времен Второй мировой войны. , жалили нас во время работы. Когда мы рубили деревья, на головы нам часто падали змеи. Собирать хлопок было еще противнее. Коробочки хлопка могли отрезать палец сборщику, как ножом, а постоянные остановки и нагибания раздражали до невозможности.

Однажды мы помогли жителям Растона починить близлежащие дамбы, пострадавшие во время урагана. Они посчитали, что мы совершенно преобразили их округу после наводнения. В мае 1984 года мэр Растона вручил мне, как представителю всего экипажа U-505, ключи от города в ознаменование наших усилий во время шторма.

Большую часть своего времени я уделял чистке леса и кустарников, принадлежащих одному из местных фермеров, Уильяму Симингтону. Мистер Симингтон был отличным пожилым джентльменом, и мы вскоре стали добрыми друзьями. Он даже сказал мне, что если я после войны вернусь в Растон, то он сделает меня своим приемным сыном! Ему было некому оставить ферму в наследство, и он сказал, что я хорошо впишусь в коммуну. Я был глубоко тронут его предложением, но сказал ему, что у меня есть семья в Германии, которая ждет меня, чтобы вместе пережить трудные времена.

В начале мая 1945 года мы узнали, что война наконец закончилась. Хотя мы и ожидали суровых условий капитуляции, все же получили шок и впали в депрессию, когда эти условия дошли до нас. Еще раз штрафом за проигрыш Германии в войне стало расчленение нашей страны. Единственным ярким местом, связанным с окончанием войны, было то, что американцы наконец разрешили переписку с нашими семьями и позволили сообщить, что мы остались в живых.

Каждый час нашего пребывания в лагере теперь казался нам вечностью, поскольку мы надеялись воссоединиться с нашими семьями. В декабре нас отправили в Европу, но все еще не в Германию. Мы были переданы британцам для каторжных работ в Шотландии. Наше расставание с добрым мистером Симингтоном и его хозяйством стало грустным событием для нас обоих.

В Шотландии нас ждала тяжелая работа, но жилищные условия оказались вполне комфортными. Во многих отношениях мы жили лучше, чем гражданские люди в Германии. Все мои ближайшие родственники выжили, но, как и после Первой мировой войны, в стране царили голод и страдания. Два долгих года мы трудились в Шотландии. Наконец в декабре 1947 года нам было разрешено вернуться на родину.

Когда я ехал домой, меня раздирали противоречивые эмоции. Естественно, я жаждал воссоединиться со своей семьей, но прохождение программы «денацификации» по прибытии в Германию глубоко возмущало меня. Когда я принимал присягу при зачислении в германские военно-морские силы, это была клятва на всю жизнь. Меня возмущала идея быть вынужденным поклясться другому режиму, введенному нашим врагом.

Во время переезда на пароме через Ла-Манш я принял решение. Как ранее поступил мой отец и независимо от того, что мне это будет стоить, я отказываюсь отвергать мои убеждения.

Когда паром причалил к пристани, я сел на поезд, полный сотен таких же бывших военнопленных, как и я. Перед тем как поезд подошел к германской границе, не доезжая Дуйсбурга, я соскочил с него. Сочувствующие контрабандисты помогли мне пересечь границу, а там я уж сам добрался до моего родного города. Оккупационным властям так никогда и не удалось «переобучить» меня.

Жизнь была очень трудна на моей разоренной родине в эти первые несколько лет после войны. Военные потери Германии составили более трех миллионов человек. Потери среди гражданского населения были даже еще выше, в основном из-за ковровых бомбардировок США и Англией наших городов 62 62 По современным уточненным данным, погибло более 600 тысяч человек гражданских лиц, вдвое больше было ранено и искалечено. . Самым трагичным из всего было то, что более трех миллионов моих соотечественников умерли в эти годы непосредственно после войны от болезней и голода.

Хотя мой родной городок Боттендорф не подвергся бомбардировкам, он был наводнен беженцами с востока, которые в отчаянии бежали оттуда. Эти жалкие жертвы «этнической чистки» легли тяжким грузом на нашу землю, когда мы пытались прокормить и найти работу для этих изгнанников. В конце концов я нашел работу сварщика и создал семью. Началось выздоровление мое и моей родной страны.