Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Пусть огонь лупит из разбитого цилиндра, пусть козырек пошел щербинами и трещинами – итальянский пилот цел. Оба пулемета «фиата» выплевывают сноп огня: короткий, но русскому должно хватить.

Итальянец сваливается на крыло, молясь Мадонне, чтобы изорванные крылья не отвалились от резкого маневра. Шансов дотянуть до Албании у него нет, но прыгать на город, который только что бомбили парни с теми же опознавательными знаками, что у тебя – не лучшая идея. У «алого свина» из плоскости бьет пламя. Вот она, плата за долгие часы полета! Все-таки КРИ сначала корабельный разведчик, лишь потом истребитель. У него не то что баки расположены в крыльях, у него баки в форме крыльев. Вывалится заклепка – бензин течет, пока дыру не закроет система самозатягивания. К счастью, крылья-баки «сверчков» пусты со взлета. Все, что в них есть – немного бензиновых паров. На вспышку хватило, на пожар нет. Мгновение, и воздушный поток срывает пламя с плоскости.

– Серега, жив?!

Ответ штурмана – щелчок вставшего на место пулеметного диска, стук очереди, вопль:

– Правую ногу!

Летчик в оранжевом шарфе выжимает педаль, машину разворачивает. Где-то на краю зрения дымит и валится на лесистый мыс «фиат», смоляным факелом пылает PZL, и от командирского сверчка отделяется точка-человечек… Только одна.

Кто? Раскроется ли парашют? И по радио – даже мата не было!

– Сверху! Уйдет! Мммаааать! – орет штурман, и пилот в оранжевом шарфе чуть вздергивает нос самолета. «Сверчок» резко теряет скорость – и от поплавков есть польза! Недобитый штурманом «фиат» проскакивает вперед, под носовые пулеметы. От тяжелых пуль, которые, по замыслу, должны пробивать надстройки и слабо защищенные рубки кораблей, тонкие пластины бронеспинки не спасут… «Фиат» пытается оторваться пикированием – куда ему, у КРИ лобовое сопротивление выше, зато он в три раза тяжелей. Враг не уйдет…

В ушах – голос Патрилоса:

– Выходи из боя! Выходи из боя, ты нужен кораблю! Выходи из боя, нам линкоры встречать!

«Фрунзе» нужен корректировщик!

Последний, что остался.

– Выхожууу… – воет пилот. Сейчас это можно сделать двумя способами: победить или погибнуть.

У штурмана – сухие щелчки.

– Последний!

ШКАС быстро выедает патроны. Значит, «сверчку» жить, пока итальянцы не поймут, что оборонительные пулеметы – «пустые». Так пусть видят, как бьют носовые.

Война в воздухе не чище, чем в окопах. Итальянец посекундно оглядывается. Он успевает увидеть убившую его очередь.

Летчик в оранжевом шарфе не зарабатывает звездочки на обшивку машины и на китель, даже не уничтожает самолеты противника.

Он убивает фашистов.

Ни в Барселону, ни в Салоники их не звали.

Не убьешь их здесь – они явятся убивать в небо Ленинграда, Минска, Одессы, Москвы.

– Правую ногу!

Пилот переводит рукоять оборотов двигателя в положение «взлет». Под злой рев винта выжимает педаль. Самолет разворачивается медленно, слишком медленно – но зашедший в хвост «фиат» врезается в землю. Сверху проходит, покачивая крыльями, истребитель с белыми восьмиконечными звездами на плоскостях.

Значит, в небе есть свои, а какого цвета звезды у них на крыльях – неважно.

Важно, что есть кому сбивать кресты…

Иван Патрилос снял наушники, рукав кителя прошелся по лбу.

– Все, – выдохнул он.

С боем в воздухе действительно – все. Уцелевшие «фиаты» уходят на запад, греки и последний советский самолет идут на посадку. Заправка, перезарядка – и дежурное звено снова поднимется в воздух. Остальные будут ждать сигналов от РУС.

– Рожай авианаводчика, Иван Иваныч, – говорит помполит.

Начсвязи кивает, щелкает переключателями. Кого бы озадачить?

Выбор тяжелый, в бэче-четыре и так некомплект, служба радиоперехвата уполовинена, зато делегаты связи при греческом минном отряде бдят. Что ж, возможность нормально управлять авиацией – неоценима. Даже в преддверии боя линкоров.

Особенно в преддверии боя линкоров.

Выбор сделан. Осиротеет кормовая радиорубка.

– Мичмана Стосюка – в БИП, за новым назначением, срочно.

Станислав Павлович обладает роскошным баритоном, что сделал бы честь любой опере, но использует его исключительно для повышения квалификации и дисциплины персонала запасной радиорубки. Иными словами, то терпеливо разъясняет матчасть, то столь же спокойно и методично разносит – без мата, ни разу не повторяясь, но до изумления обидно. При том никогда не хрипнет – потому новая работа его и нашла. Скоро над морем будет много самолетов – и на сей раз не обязательно вражеских.

Итальянцы сделали свой ход в воздушной войне, но бомбардировщики есть не только у них, а до Салоникского залива дотянутся не только машины с пригородных аэродромов. Сейчас под Лариссой подвешивают бомбы к «Бленхеймам» и «Бэттлам». Что о них помнит кап-три?

Обе машины – британского производства. Обе в строю с тридцать седьмого года. Обе рассчитаны на бомбы в двести пятьдесят фунтов, и тянут их примерно поровну, хотя «Бленхейм» считается средним бомбардировщиком, а «Бэттл» -легким. «Бленхейм» знаком как враг. Финские машины настолько досадили советскому флоту, что их выдачу включили в мирный договор. Что до «Бэттла», вспоминаются только их тяжелые потери во Франции, да тот факт, что у греков они подержанные. Англичане отдали уже повоевавшие машины.

Если же спросить Косыгина…

– «Бэттлы» мы не покупали, но Супрун на таком летал прямо в Англии, на заводе. Говорит, спокойная машина, покладистая. Курсантов бы на таких учить!

Полминуты спустя в информационный пост входит быстрым шагом рекомый мичман Стосюк. Красивое, типично украинское лицо покраснело, дышит тяжело – по трапам явно бежал, но держит марку БЧ-четыре: невозмутим, шаг четкий, речь размеренная.

– …по вашему приказанию прибыл.

– Принимайте авианаводку, Станислав Павлович, у комиссара другие обязанности. Мысли по организации работы боевого поста, штатам, и прочее – жду от вас завтра.

– Есть.

Вот мичман уже в наушниках, заглядывает через плечо оператору РУС. Руки за спиной сцеплены в замок, на лице – вселенское спокойствие. Как и вся молодежь БЧ-четыре, Стосюк играет «в Ренгартена». Неподвижное лицо? Для них -романтика. Для него… память. О Китае, о маршале Чжан Сюэ-ляне, да том, как вновь пришлось убивать тех, кого пару лет назад считал своими. Местный резидент решил, видите ли, убрать предателя Мировой Революции, перебежчика, великодержавного шовиниста и низкопробного оппортуниста, английского, немецкого, китайского, японского и бутанского шпиона Ивана Ренгартена так, чтобы мерзавец свою смерть как следует прочувствовал. Выбрал отраву на основе змеиного яда. Укол дротика – и враг народа обречен, хотя подыхать будет несколько часов. Успеет прочувствовать, как его мышцы парализует – одну за другой, постепенно, пока отрава не прекратит дыхание или не доберется до сердца.