Артур Лиелайс - На крыльях муссонов

В ночь с 28 на 29 марта эскадра прошла Мадейру, а еще через день на горизонте показалась цепочка вулканических Канарских островов.

Алмейда приказал взять курс к берегам Африки. Капитаны распорядились забросить сети, не сбавляя хода корабля. Моряки радовались богатому улову.

Невдалеке от африканских берегов мореплаватели повстречали большое стадо китов. Седьмого апреля флот зашел в бухту у Зеленого мыса и корабли Сталина якорь возле трех небольших островков. Там под сенью огромного баобаба стояла небольшая церковь, а вокруг нее на кладбище покоились португальцы, не перенесшие тягот далеких морских плаваний.

На островке было мало питьевой воды. За нею плавали в бухту Портудал на побережье. Здесь обычно останавливались португальские корабли, шедшие в Индию и Гвинею, и многие африканцы – волофы уже понимали язык белых людей. Волофы были отличными моряками и рыбаками. На небольших челноках, без парусов, они выходили рыбачить далеко в океан.

Бедняки ходили почти раздетыми, а богатые носили хлопчатобумажные рубахи, шаровары и плащи в синюю или красную полоску. Воины были вооружены копьями и большими кожаными щитами.

Матросам позволили обменять кое-что из вещей на поделки африканцев или еду. Однако продавать или дарить оружие африканцам – этим неверным, язычникам – запрещалось особым указом короля и папской буллой. Те из португальцев, кто был замечен в этом преступлении, сурово наказывались, сообщает хронист.

Люди Алмейды встретили здесь каравеллу, шедшую из Гвинеи с невольниками и грузом перца. Заметим попутно, что вскоре торговле гвинейскими пряностями пришел конец: в 1506 году король дон Мануэл строжайше запретил ввоз малагеты, чтобы она не конкурировала с индийским перцем.

Алмейда приказал перевести на каравеллу всех больных с кораблей эскадры и отправил их на родину.

После пополнения запасов воды и дров эскадра 15 апреля вышла в океан, С этого дня мореплаватели четырнадцать недель не видели суши, Плавание задержалось из-за долгого безветрия.

Затем Алмейда разделил армаду на две эскадры – в одну вошли большие, тихоходные корабли, а в другую – небольшие, верткие каравеллы, чтобы одни не задерживали других, – и назначил сбор в Килве, на восточном берегу Африки.

Корабли пересекли экваториальный пояс, борясь то со свирепыми грозами, то с безветрием.

5 мая, при тихой погоде, «Белья» – старая, потрепанная каравелла вдруг получила сильную течь и вскоре утонула. Все моряки спаслись, так как море, к счастью, было спокойно и поблизости находился другой корабль. Спасли от гибели и самое ценное из груза, в частности, серебряный алтарь из домашней капеллы Алмейды и дорогие облачения священников. Случись это двумя днями позже – никто бы не уцелел, так писал королю из Кочина один португалец. В бушующем море спасательные работы были бы невозможны. Потому не следует впредь отправлять в далекое плавание столь старые и непроверенные суда. А таких ненадежных, плохо подготовленных кораблей в эскадре было много.

Для молодого Магеллана, впервые попавшего в море, все было в новинку – и нарастающий жар, и солнце а зените, и внезапные смерчи, вздымающие порой целые водяные столбы, и безветрие, которое внушало, опаску даже самым закаленным мореплавателям. Юноша осваивался с суровой, жестокой морской дисциплиной, наблюдал торжественные утренние и вечерние церемонии приветствия на адмиральском корабле, когда все корабли друг за другом приближались к флагману и марсовый из своего «вороньего гнезда» выкрикивал слова приветствия адмиралу Алмейде, главному командиру армады.

В этом плавании Фернан Магеллан прошел настоящую морскую и жизненную выучку, он исполнял все работы – нес вахту, откачивал воду из трюмов, помогал поднимать и зарифлять паруса, сниматься с якоря, грузить. Он учился предсказывать погоду по многочисленным, часто еле уловимым приметам – по движению облаков, по смене ветра, по закатам и восходам, он приобрел навык в пользовании навигационными инструментами и таблицами, в определении скорости корабля, пусть самыми примитивными средствами? бросив щепку в воду у носа корабля и повторяя одну и ту же молитву, пока щепка не достигнет кормовой части, а затем производя необходимые расчеты.

Возможно, уже тогда юноша представлял себе тот день, когда он сам поведет эскадру в дальние края. Это плавание дало ему великолепную закалку.

Из знойных тропиков обе эскадры попали в зиму умеренного пояса. Южная Атлантика встретила мореходов тучами, суровыми грозами и внезапными буйными штормами.

Корабли ушли далеко на юг. Море казалось совершенно пустынным, и немецкий торговый агент Балтазар Шпренгер, составивший донесение об этом плавании, писал, что в середине Атлантики моряки не видели ни рыбы, ни других живых созданий.

На 40° ю. ш, корабли попали в холодную, неприветливую зиму южного полушария.

В середине июня, по словам Шпренгера, холод был такой, будто в Германии на рождество. Иногда выпадал снег. Еще один очевидец писал: мороз был так крепок, что матросы, собираясь, к обеду, тащились будто хромые клячи.

Весь Иванов день они плыли сквозь шторм с зажженными фонарями на вантах, а ка второе утро сидели, засыпанные снегом, укутавшись во все теплое, чтобы хоть как-то уберечься от холода, и вспоминали, как в родной стороне об эту пору поют птицы. Руки так мерзли, что трудно было удержать ложку за едой. Вице-король сидел в своей устланной коврами каюте в грелся у таза с пылающими углями. Многие из команды стали болеть от холода, но болезни не были слишком тяжелыми, На корабле. Алмейды даже никто не умер, – действительно, необыкновенный случай для тех времен.

Заслуга в этом принадлежала в Алмейде, который был весьма предусмотрителен. Зная, что в океане у мыса Доброй Надежды их ждут холода, он условился с командами, что в пути будет выдаваться лишь три четверти кормы вина, с тем, чтобы увеличить ее в холодное время. Так же он распорядился с выдачей масла и других продуктов. Чтобы обеспечить сохранность еды и питья, он приказал капитанам держать ключи от продовольственных складов при себе. В конце каждого месяца капитан с писарем проверяли запасы воды и продовольствия и устанавливали нормы на следующий отрезок времени.

Многому мог поучиться Магеллан у своего дальновидного командира – и искусству кораблевождения, и заботе об экипаже, умению как замечать мелочи, так и охватывать задачи всей эскадры. Порой Алмейда бывал суров; однако без такой суровости в те времена невозможно было провести ненадежные корабли через океан. По словам хрониста Гашпара Корреи, моряки очень любили командира, ибо он был безупречно справедлив.

26 июня корабли вышли на меридиан мыса Доброй Надежды, примерно на 39° ю. ш. Второго июля внезапно поднялась буря с грозой, порвавшая паруса на нескольких кораблях и смывшая за борт трех моряков. Один из них, сильный пловец, спасся. Один корабль отбился от армады и догнал ее лишь позже – у берегов Африки.