Патрик О'Брайан - Оборотная сторона медали

"Жизнь того не стоит", — пробормотал Стивен и улегся в постель с памфлетом Мартина — аккуратным, основанным на фактах отчетом о злоупотреблениях на флоте. Памфлет претендовал на звание самого неблагоразумного творения, созданного флотским капелланом. Миссис Мартин оказалась бесприданницей, прихода (или шанса на приход) не было. Мартин мог рассчитывать только на покровительство и постоянство Джека Обри.

Одна из причин активного сообщения между Францией и Англией — присутствие в Хартвелле, в Бакингемшире, графа де Лилля, де-юре короля Людовика XVIII. Его советники поддерживали связь с различными роялистскими организациями, особенно в Париже. Поскольку некоторые министры в правительстве Бонапарта считали разумным застраховаться на случай любых неожиданностей, они не только попустительствовали подобному сообщению, но и сами отправляли эмиссаров с посланиями. Обычно в них выражалось уважение и добрая воля, но не конкретные предложения. Число посланников росло и падало в соответствии с успехами Бонапарта (в последнее время редкими), что давало британским разведслужбам довольно точное представление о настроениях осведомленных лиц в Париже.

"Наверное, один из посланников", — размышлял Стивен, пока экипаж быстро нес его в сторону Ридженс-парка. С другой стороны, подумал он, французские разведслужбы быстро научились засылать вместе с курьерами своих людей или же пеструю публику — двойных и тройных агентов. Возможно, отправитель костей из их числа. Очевидно, он знал о том, что Стивена приглашали в Париж выступать в Институте с докладом про дронта, о связях Стивена с Королевским обществом и об обмене между Бэнксом и Кювье. Но в опознании это не помогало. К этим фактам имели доступ чрезвычайно нежелательные люди. "Хорошо, что я откопал пистолеты, — пробормотал Стивен, — хотя как теперь заставить себя снова предстать перед рундуком?"

— Вот и приехали, милорд, — произнес кучер, — и невероятно быстро приехали.

— Вот и приехали, — согласился Стивен, — и быстро.

Но несмотря на это, он не первым прибыл на рандеву. Облокотившись о белые перила в конце дороги и поглядев на простирающийся на север луг, Стивен заметил одинокую фигуру, разгуливающую туда-сюда с книгой в руке.

Солнце не показывалось, но высокое бледное небо излучало достаточно рассеянного света, и Стивен сразу же узнал мужчину. Он улыбнулся, пролез под перилами и пошел по лужайке к далекой фигуре. Далеко на западе паслось стадо овец — белые на яркой зелени. Стивен прошел мимо зайчихи, прижавшей уши и считающей себя невидимкой, так близко, что мог бы ее погладить.

— Дюамель, — окликнул он, приблизившись и сняв шляпу, — рад видеть вас снова.

Дюамель выглядел намного старше, сильно поседел и вообще сдал с тех пор, как они виделись в последний раз, но вернул Стивену приветствие с не меньшей радостью и сообщил, что он тоже рад видеть Мэтьюрина и надеется, что у него все хорошо.

— Мне очень жаль, что пришлось тащить вас в такую даль, — произнес Стивен, — но поскольку я не знал, кого встречу, то мне показалось, лучше соблюдать предельную осторожность. Как хорошо, что вы нашли место.

— Оно неплохо мне знакомо, — возразил Дюамель, — я охотился здесь прошлой осенью с моим английским корреспондентом. К сожалению, ружья мы позаимствовали, а собаки никуда не годились, но я подстрелил четырех зайцев, а он — двух и фазана. А видели мы штук тридцать или сорок. Зайцев, не фазанов.

— Вы страстный охотник, Дюамель?

— Да. Хотя я больше люблю рыбалку. Сидеть на берегу тихого ручья и смотреть на воду кажется мне счастливым времяпровождением. — Он запнулся и продолжил: — Прошу простить, что пришлось связаться с вами в такой неподходящей манере, но когда я в последний раз был в Лондоне, то обнаружил, что ваша гостиница сгорела. Я не знал, куда еще обратиться, и не мог принести это в адмиралтейство, боясь скомпрометировать вас.

Дюамель достал из кармана небольшой пакет, какой обычно используют ювелиры, открыл его, и там, в ярком дневном свете блестел бриллиант, уже не воспоминание, а реальность. Еще синее, еще ярче, чем помнил Стивен. Сияющий камень. Тяжелый и холодный в ладони.

— Благодарю, — произнес Стивен, опуская бриллиант в карман брюк после долгого молчаливого созерцания, — я крайне вам признателен, Дюамель.

— Это условие сделки, — ответил Дюамель, — и нужно благодарить только одного человека, если уж на то пошло, и это д'Англар. Можете называть его педерастом, если хотите, но он единственный человек слова из всего гнилого сборища эгоистичных политиканов. Именно он настоял на возврате бриллианта.

— Надеюсь, в своё время я смогу выразить ему свою признательность. Как и леди, полагаю, — сказал Стивен. — Следует ли нам прогуляться обратно к городу? — Мэтьюрин уже заметил огорчение Дюамеля, но не обращал на это внимания, пока они не прошли большую часть пути в молчании, и Мэтьюрин не произнес: — В общих чертах, обсуждаемые вопросы лежат вне предмета нашей встречи, но могу я просить вас, если для вас это безопасно, выпить со мной чашку кофе. В Мэрилебон есть французский кондитер, который знает толк в кофе. Редкое качество на этом острове.

— Да, вполне безопасно, благодарю. Я доверяю монсеньору де Лиллю. В Лондоне есть всего три человека — теперь уже два — знающих, кто я такой. Но боюсь, должен отказаться. За этими хибарами строителей меня ждет экипаж, нужно ехать в Хартвелл.

"Тогда у меня есть время, чтобы упаковать рундук и запросто успеть на карету", — размышлял Стивен.

Но Дюамель продолжил другим тоном:

— Наша встреча... Как вы еще не заболели от постоянных лжи и двуличности, постоянного недоверия? Направленного не только на врага, но против других организаций, и внутри одной группы.

Лицо Дюамеля посерело и исказилось от бушующих эмоций.

— Битва за власть и политическое влияние, фальшь и ложь налево и направо, ни веры, ни преданности. Существует план принести меня в жертву, я знаю. Моего корреспондента здесь, в Лондоне, человека, с которым я охотился, принесли в жертву. Хотя и только из-за денег, а меня — чтобы доказать верность моего шефа императору. Вас намеревались принести в жертву в Бретани, и я не смог бы вас спасти, поскольку люди Люкана организовали арест мадам де ла Фейяд, но раз вы не поехали, то, полагаю, вы все это знаете.

Оно одновременно развернулись и пошли по лужайке обратно.

— Как же я от всего этого устал, — произнес Дюамель, — и это одна из причин, почему я так рад закончить эту миссию — хоть что-то прямое и ясное, наконец. — Дюамель всплеснул руками в жесте презрения. — Послушайте, Мэтьюрин, я хочу избавиться от всего этого, хочу уплыть в Канаду, в Квебек. Если вы поможете это организовать, я дам вам в десять раз больше. В десять раз больше. Я кое-что знаю о ваших делах, и даю слово, то, что я скажу, касается вашей организации и капитана Обри.