Николай Курочкин-Креве - Пират Её Величества

— Торговать! Всегда всем и всеми торговать! Нет воевать и стрелять! Рому мне!

Быстро договорились: за три клинка и два арбалета вождь брался быстро, как только возможно, известить того вождя, из племени которого взяты рабы, чтобы тот раздобыл замену невольникам, это уж его заботы, кем — пленными из вражьего племени или сиротами из своего. И через четыре дня, быстрее еще, чем ожидали англичане, из лесу потянулась цепочка связанных негров в юбочках из сухой травы. Конвоиры — негры в юбочках из леопардовой шкуры — шумели и махали громадными пальмовыми ветвями, отгоняя от проданных собратьев кусачих здешних мух: те-то, с руками, привязанными к тонкой жердине из почти прямого мангрового дерева, не могли отмахнуться.

А что такое укус здешней мухи — изведали уже и иные из англичан. Не дай Бог вдругорядь: это хуже пчелы!

Поменяли на больных, отощавших, грязных негров из трюма — и тут оказалось, что конвоиры все до одного — родичи пленников, захваченных воинами племени с травяными юбками. Теперь их черед плыть за океан…

В Новом Свете потянулась интересная тем, кто любил торговать, но для Федора противная и скучная до тоскливости волокита: англичане предлагали товар, испанцы негодующе отказывались, а то еще и стреляли (всегда мимо) раз-другой. А едва стемняетея, те же самые испанцы на лодках подплывали к борту и шипели, как гуси, призывая англичан и жадно скупая то, из-за чего днем из пушек стреляли. При этом они надвигали шляпы на лбы, отворачивались от фонарей, а уж ежели, не приведи Господь, причалят к якорной цепи враз две лодки — люди с одной усердно, изо всех сил не узнают людей с другой. Или вовсе не замечают настолько, что руками сталкиваются, когда чалятся за кольцо цепи!

Часть рабов распродали в привычной уже Санта-Марте, другую часть — в Пуэрто-Кабельо, восточнее великой лагуны Марикайбо, и остаток, наткнувшись на отказы в трех портах, — в захолустном Лимоне, на севере Терра-Фирма.

А когда с пустыми трюмами, но полными серебряных песо в аппетитных тугих квадратненьких мешочках каютами казначеев английские суда шли домой, на меридиане Азорских островов повстречались с французской эскадрой.

Вид у нее был праздничный прямо. Вязаные паруса из разноцветной шерсти. С концов фор-марса-реев до самой воды свисают, колыхаясь от ветра, ленты контрастных, сравнительно с парусами, цветов. А на блинда-стеньгах — квадратные белые флаги с золотыми французскими лилиями. Суда свежепокрашенные и скульптуры на носах наново вызолочены, все сверкает. Ну, не боевые корабли, а прогулочные яхты знатнейших господ!

Хотя, кроме как пиратствовать, французам ничем иным в водах океана, разделенного самим римским папой между Испанией и Португалией еще три четверти века тому назад, заниматься поводов не было.

При встрече французы дружественно приспустили флаги на мачтах. Англичане ответили тем же — и вот с самого изукрашенного из французских фрегатов уже спустили шлюпку. Она быстро подошла к борту «Сити оф Йорка», откуда уж спущен был особый трап для почетных гостей — веревки обернуты зеленым бархатом с серебряными кистями, и на каждом узле, связывающем веревочную ступеньку-выбленку с тросом-основой, серебряная бляшка с золотым вензелем королевы Елизаветы.

Но тут два французских фрегата сделали поворот на четыре румба, чтобы не потерять ветер, — и в образовавшийся просвет англичане увидели в середине строя роскошных французских кораблей нечто несуразное само по себе и уж вовсе никак не соответствующее виду фрегатов…

Внутри строя находились идущие тесно, борт к борту, две (или нет, три. Три) приземистые бригантины с сильно заваленными назад мачтами. Черные корпуса и… И черные паруса! Это и само по себе мрачно, а уж рядом с «яхтами»… Бригантины подняли зарифленные марсели — и сразу рванулись вперед, как бичом подхлестнутые. Продолжая присматриваться к этим странным судам, англичане разглядели, что и рангоут весь выкрашен в черный цвет, и такелаж весь дочерна просмолен и блестит все, как лакированное. Это произвело на зрителей сильное, но тягостное впечатление. А тут еще кто-то из матросов взволнованно завопил:

— Глядите на черных! Их носы!

И тут англичанам, закаленным в боях, побывавшим на краю известной части мира и всякого навидавшимся, стало вовсе… Ну, не то чтобы жутко, но все же не по себе как-то. Потому что вместо привычных статуй святых, или стоящих на хвостах дельфинов, или морских коньков, носы этих черных судов украшали узкие зубастые морды хищных рыб. А чтобы не было в том сомнений, вдоль бортов большими белыми буквами было написано: «Барракуда» на ближней, «Щука» на средней и «Мурена» — на самой дальней от «Сити оф Йорка». На палубах черных бригантин, держась за снасти или картинно подбоченясь, стояли голые по пояс мужчины в замшевых узких и длинных, до щиколоток, штанах. Длинные черные волосы их были сколоты в пучки на затылках массивными шпильками. Кожа мужчин была ярко раскрашена.

— Только перьев в волосах не хватает! — тревожно сказал Бенджамен Грирсон. Да, разумеется. Каждый, кто хотя бы раз побывал в Новом Свете, не усомнился бы, что расписывали французов настоящие индейцы. Возможно, их и на борту полно. Хотя вообще-то индейцы неохотно идут в дальние плавания.

Только один-двое на каждой черной бригантине имели кожаные или меховые жилеты, наброшенные на обнаженный торс. Возможно, в знак командирского достоинства…

На носах, на поворотных платформах, — спаренные полукулеврины.

— А с огоньком-то у этих ребят негусто! — сказал капитан Лэпсток.

— Да. Причем на маневре стрелять враз из обоих стволов никак нельзя: суденышко столь легковесное, что его отдачей собьет с курса, еще и бортом черпануть может, — скептически сказал Бенджамен Грирсон, старший канонир «Сити оф Йорка». И с таким сочувствием это было сказано, что Федор подумал: «А надобно полагать, что господин старший канонир не единожды имел уже столкновения с командирами по поводу черпания воды открытыми орудийными портами подветренных бортов при свершении маневра поворота под ветер!» Потом решил, что не меньше замечаний начальник судовой артиллерии имел и по поводу пожаров, начинающихся на боевых палубах при стрельбе, падения на палубу штурманских инструментов при неожиданном выстреле, преждевременном или опоздавшем и оттого отъединившемся от залпа, и прочих дел.

Но хотя сомнения Грирсона явно были порождены его особенным, канонирским взглядом на жизнь, резон в них был, и даже бессомненно был. Добавить к сему можно бы еще и то, что сокрушить низкий борт бригантины можно парой ядер, — и тогда она пойдет, голубушка, пить забортную воду, крениться и… Дальнейшее понятно, да?