Николай Курочкин-Креве - Пират Её Величества

То было — Федору и лягушку в постель подкладывали (со связанными лапками, чтоб не ускакала), то ночью фунтик бумажный с наловленными тараканами под носом подвешивали на тонкой бечевочке и перцем на нос сыпали: начнет чихать, тараканы из фунтика посыплются, глядишь, и слопает пару штук салага! И, разумеется, никто никогда не видел и не слышал, какой же прохвост это сделал! Как-то в якобы полном смятении матрос Крэйг высказал предположение, что это испанцы-негодяи прокрадываются на «Лебедя» мимо дремлющих вахтенных и злые шутки шутят. Мол, поди, Тэд, пожалуйся — ты ж вхож к капитану, не то что мы, рабочая скотинка! А тут он спал спокойно и утром, за четверть часа проснувшись перед подъемом, услышал, как злоехидный Крэйг шипел на матроса Торнмиджа:

— А ну, отзынь от человека! Не знаешь, что ли: он вызвался в «дежурные по рынку» без смены на все время нашей стоянки здесь! Сейчас его Питчер подымет без твоей помощи. Выбрось свою богомерзкую гадину за борт!

Кордовский рынок в Севилье был еще сам по себе как большой испанский город: улочка златокузнецов, Федька-зуек, пират ее величества. маленькими молоточками выгибающих на наковаленках еле видные проволочки из драгоценного тяжелого металла, улочка портных, улочка сапожников — и целые тесные ряды попрошаек, уродов, калек самых страшных и невероятных: один безрукий и безногий, другой как медведем изодран, клочья висят зарубцевавшиеся, третий с ровно, под веревочку, спиленными зубами и вырванным языком (рассматривали их охотно и даже с жадностью, а подавали, только если урод о себе рассказывает связную историю и по этой истории он — не инквизицией калечен!). А уж цыганята! То голые бегают, выпрошенные монеты за щеку складывают, то — если постарше — воруют, хотя ловят их почти тут же и бьют смертным боем.

Питчер отчаянно торговался из-за каждого пучка зелени, а если выгадывал против нормальной, общей цены сколько-нибудь заметную сумму — выпивал пару литров дешевого вина и покупал какой-нибудь образок.

— Хоть нам, англиканам, и не положено святые образа в доме держать и поклоняться им, а я считаю, морское дело настолько рисковое, что любая лишняя заручка на небе — к месту. Но только капитану об этом — чур, молчок!

Ясное дело — Федяне и так приходилось все время помнить, что товарищи его за выскочку, капитанского любимчика почитают, и доказывать, что нет, он как все… Конечно, это пока судно в порту стоит. В море выйдем — сразу станет ясно, что насчет любимчика — придумки от скуки. Паруса тягать или кабестан крутить — тут всем достается почти поровну. В море выйдем — все подначки враз кончатся. Но пока приходилось держать ухо по ветру.

Дни шли за днями, а «Лебедь» все стоял в Севилье. Команда устала от актерства: ведь приходилось изображать папистов, а если придет на судно испанский чиновник или просто шпион, выдающий себя, чаще всего, за торговца с предложениями, но без товара, — даже если торгует всего-навсего пресной холодной водой из кувшина, на развес — а шпионы, подсылаемые властями на «Лебедя», все разумели по-аглицки — надо было прямо богохульствовать, ругая протестантскую веру, и Библию на английском языке, и королеву, и особенно рьяно — пиратов, «морских псов Ее Величества»…

Уж вторая неделя стоянки шла к концу, а явных неудач пока еще не было, испанцы почти уже верили, что перед ними корабль мятежников, северян-католиков и ирландцев. Хотя говорится, что выговор северян еще ни одному южно-английскому уроженцу копировать не удавалось так, чтобы ему кто-нибудь поверил, имеется в виду, наверное, что не обмануть того, кто сам в северных провинциях бывал. А испанцев надуть удавалось. И тут Дрейк объявил, что дальше он намерен…

Он объявил такое, что в кубрике стали поговаривать, что их капитан спятил от хождения по севильским улицам в самую жару, когда и сами испанцы — а уж они-то привычные! — никуда не ходят, ничего не делают, а дремлют по домам. Мозги от здешней жары-де у него расплавились! Надо-де его вязать и выбирать временного капитана, который бы вывел судно из этого вонючего Гав-гав-кви-квира или как его там… И привел бы на Родину.

Дрейк объявил, что у него дела в Барселоне, такого же рода, что и здесь, но он опасается вводить судно в Средиземное море, где испанцы уж очень легко могут им завладеть. Поэтому он решил так: сейчас, как только закончим с делами, идем в Виго, на северо-западе Испании, там высаживаем Дрейка и с ним русского юнгу. Ну и если еще кто добровольно с ними пойдет — тоже неплохо. Они пешком пройдут через всю северную Испанию с запада на восток, до Барселоны и обратно. Он уже все обсчитал: путь займет два с половиной месяца и дела в Барселоне — полмесяца. То есть забирать его надлежит в Виго через три месяца. Подойти и ждать сигнала (о коем надлежит условиться сейчас) десять дней. По сигналу выслать шлюпку. Если он не вернется по истечении десяти дней ожидания — сообщить о его гибели лорду Винтеру в Адмиралтейство и отцу.

Пешком через всю Испанию, страну инквизиции! Да это же все равно, что самому собрать хворост, просушить его и, забравшись на ворох этого хвороста, поджечь! Безумие!

Федьку же идея капитана Дрейка заворожила. Забраться в самое логово врага, изучить его изнутри, увидеть слабые места — те, которые только изнутри и можно заметить, — и воротиться целыми и невредимыми — вот это дело! Риск, да еще и какой! Зато уж и польза делу…

Одно плохо: дело это — Федяня и в свои пятнадцать-то лет понимал — настолько тайное, что и похвастаться до самой старости никому нельзя будет. Да и не то что похвастаться, а даже просто намекнуть… Федор почти не спал, считая часы до Виго…

Перехода вокруг Пиренейского полуострова он почти и не заметил…

Уже в виду Виго, вернее — в виду извилистых щелей между утесами, шесть из которых были ложными входами, тупиками, и только одна щель вела в бухту, Дрейк озабоченно сказал — вернее, крикнул, перегнувшись через леера ограждения мостика, Федору, бывшему в тот день и тот час вахтенным:

— Хэй, Тэд! Знаешь ли ты, что нам нужна будет крыша?

— Дом? Может быть, купим фургон? — озадаченно отвечал юнга.

— Не-ет! — расхохотался капитан. — «Крыша» в смысле «легенда». Ну, как мы объясним испанцам свое появление в Виго и свое путешествие до Барселоны и обратно?

— А-а, вон что! — с опозданием сообразил Федор. — Ну, о первой половине дороги и думать особенно нечего. Ваша сестра имела дурость выйти замуж за московита-католика. И вот вы с ее свойственником, младшим братом мужа, отправляетесь в паломничество к мощам святого апостола Джеймса, в Сантьяго-де-Компостела, а потом вам придется еще сопровождать его в ближайший к Московии испанский порт — Барселону. А там мы сразу начнем искать корабль, который бы отвез меня в Россию.