Лев Линьков - Капитан «Старой Черепахи». Повесть

Одному ему ведомыми путями Ермаков раздобыл лаг, лот, две бухты пенькового троса и фонарь Ратьера для скрытой сигнализации. На заседании президиума исполкома он добился, чтобы Рыбаксоюз выделил из своих запасов сохранившуюся после войны парусину.

- Мой кливер треснет при первом норд-осте, а наша рыба поважнее твоей, - обрушился Ермаков на протестующего председателя Рыбаксоюза.

- Всякая рыба важна, - примиряюще сказал председатель исполкома, но вес же предложил отдать парусину чекистам.

Больше всего пришлось повозиться с командой. Никитин ознакомился с подобранными Ермаковым людьми и четверых потребовал заменить.

- Это же самые лихие черноморцы! - горячился Ермаков. - Не вам с ними плавать, а мне.

- Поэтому мы и помогаем тебе, - переходя на «ты», сказал Никитин, - и запомни: для того чтобы быть хорошим чекистом-пограничником, одной лихости мало. Мы требуем от чекистов не только отваги и решительности, но и моральной чистоты и верности. Тебе известно, что твой кандидат в сигнальщики спекулировал на Молдаванке?

- Неужели? Да ведь он сызмала моряк, рабочий.

- Э-э, батенька мой, ты, что же, полагаешь, раз рабочий, значит навек застрахован? Он деклассировался, твой «старый моряк», в кустаря превратился, зажигалками торговал да чайниками с кастрюлями…

- А рулевой Вахрушев чем плох? - притихнув, спросил Андрей Романович.

- Тем, что его брат при интервентах служил на «Сибири».

Никитин уступил только в двух случаях, согласившись утвердить Серафима Ковальчука боцманом и палубным - Фомина.

- Только гляди, чтобы Фомин забыл дорогу к кабаку, - он слаб насчет выпивки, а твой Сима чтоб больше не мешочничал.

В конце концов вся команда была укомплектована. Она состояла из бывалых военных моряков, соскучившихся по морю сильнее, чем когда-то они скучали по дому.

Правда, с профессиональной точки зрения у новой команды был один весьма существенный недостаток: кроме Ермакова, никто из них в прошлом не плавал на парусных судах, но этот недостаток могла восполнить лишь практика.

Репьев был включен в экипаж по приказу Губчека.

- Он не плавал дальше «Пузановского пляжа, - сказал Никитин, - но зато большевик-подпольщик и будет тебе хорошим оперативным помощником.

Впервые увидев Репьева, Ермаков удивленно поднял брови. Это был тот самый человек в кожаной тужурке, который месяц назад в вагоне потребовал от него и от Ковальчука документы и бесстрашно прыгнул вслед за Лимончиком.

При дневном свете Репьев показался еще более сутулым и невероятно худым. И как в таком хлипком теле держится такая храбрая душа!

- Вам передали ваш фонарик? - осведомился Андрей. - Я сдал его тогда коменданту вокзала.

- Благодарю, получил, - ответил Репьев баритоном, так мало подходившим к его внешности.

- А вы знаете, кто тогда от вас убежал?

- Знаю. Товарищ Никитин рассказал мне о вашей стычке в кабаке. - Репьев, улыбаясь, поглядел на синяк, всё еще украшавший щеку Андрея.

- Вы знакомы? Тем лучше. - Никитин закурил «козью ножку» - Сегодня Макар Фаддеевич закончит свои дела и завтра будет у тебя на «Валюте».

Репьев распрощался и ушел.

- Хлюпок больно, не выдержать ему моря, - высказал Андрей свои опасения.

И зачем вообще на такой шхуне, как «Валюта», помощник? Может быть, председатель думает, что Ермаков не справится?

- Если хотите установить надо мной контроль, так неужто не нашлось крепкого человека?

- Насчет контроля ты говоришь ерунду. Небось, ты не царский офицер. Если бы тебя следовало контролировать, мы бы не затевали с тобой разговора, - ответил Никитин. - А что до остального - цыплят по осени считают…

Но случаю предстоящего выхода «Валюты» в море старик Ермаков созвал гостей: шутка ли, сын открывает в Одессе навигацию!

Андрей привел с собой Павла Ивановича Ливанова. Ковальчук остался дежурить на шхуне. Репьев от приглашения отказался: «Мне надо сходить в Губчека».

Мать усадила сына между собой и Катюшей Поповой.

Андрей несказанно обрадовался ее приходу. Он никак не ожидал, что после первой неприятной встречи она согласится прийти к ним.

- Это я ее, курносую, уговорил, - посмеиваясь, сказал отец.

Здороваясь, Катя крепко, по-мужски, пожала руку. Андрей отметил про себя, что ладони у нее стали грубые, мозолистые. Он обратил также внимание на то, что одета она очень просто, даже бедно: синяя фуфайка, черная узенькая юбка, парусиновые туфли на низком каблучке. «Трудно, наверное, ей одной жить…»

Андрей так пристально разглядывал девушку, что она смутилась и покраснела:

- Вы всегда так смотрите на гостей?

Андрей с горечью услышал это «вы» и не сразу нашел ответ.

- Да… то есть я хотел сказать… Я хотел спросить, где вы работаете?

- В порту, - ответила она. - Я часто вас вижу, вы всё спешите.

- Как воробей, - пошутил Андрей.

Анна Ильинична приветливо потчевала собравшихся:

- Кушайте, дорогие гости! Угощение не бог весть какое, чем богаты, тем и рады.

- Самое что ни на есть пролетарское угощение, - ухмыльнулся Роман Денисович.

На тарелках лежали початки вареной кукурузы, ячменные лепешки, соленые помидоры и жареная камбала.

Глядя на хитро подмигнувшего Ливанова, Андрей предложил выпить за старых моряков, которые, несмотря на все невзгоды, не забывают моря.

- Теперь оно наше, пролетарское, и любить его надо вдвойне.

- Как я свою старуху, - громко засмеялся отец, наполняя рюмки. - За полвека перевалило - еще крепче полюбил… Не унывай, Андрей, Петр Великий тоже с ботика начинал!

Роман Денисович быстро захмелел. Склонив набок голову, он ласково обнял Анну Ильиничну и запел надтреснутым голосом:

Море воет, море стонет,

И во мраке, одинок,

Поглощен волною, тонет

Мой заносчивый челнок…

Внезапно оборвав песню, отец повернулся к сыну: - Эх, Андрей, Андрей, счастье тебе великое выпало - плавать. Только вот ты спросил бы в своей Губчека: думают они Лимончиком всерьез заняться? Вчера ночью у Тихоновых, на Портофранковской, его молодчики дом подпалили, зачем-де сын в коммунисты записался…

Гости рассказывали о своем житье-бытье, вспоминали старых знакомых, многие из которых погибли на фронтах гражданской войны, расспрашивали Андрея о потоплении Черноморского флота, обороне Царицына. И он, обычно скупой на слова, говорил обстоятельно, с увлечением, ловя себя на мысли, что говорит так для нее, для Кати…

Далеко за полночь Ермаков пошел проводить ее домой. Павел Иванович, которого он из вежливости пригласил прогуляться, ответил, что-де ему недосуг, без него на «Валюте» может испариться машинное масло-Ночь выдалась теплая. С высокого безоблачного неба светила полная луна. Длинные черные тени от домов и деревьев перечёркивали улицу.