Лев Линьков - Капитан «Старой Черепахи». Повесть

Девушки, с которыми Андрею приводилось встречаться за годы войны, - работницы, рыбачки, сестры милосердия, фельдшерицы, сотрудницы штабов любили его за веселый, хотя и вспыльчивый характер, и он чувствовал себя с ними свободно. Они понимали его грубоватые шутки и не сердились на них.

Но вот сейчас, идя рядом с Катюшей, он не знал, о чём говорить. Словно какая-то тень стала между ними, и не было уже прежней простоты и откровенности. Она совсем не похожа на других девушек, которых он знал, она серьезная, нет, это было не то слово, - не серьезная, а строгая, и в то же время какая-то застенчивая, и, может быть, именно поэтому она так дорога ему. Андрей хотел сказать, что по-прежнему любит ее, но не решался. Удивительно, как еще она согласилась, чтобы он проводил ее.

- Вы давно в партии, Андрей Романович? - неожиданно спросила Катя. - Я сразу догадалась, что вы большевик.

- Почему? - удивленно поглядев на нее, спросил Андрей.

- Вы… - Катя хотела сказать, что любит смелых, прямых людей, каким показался ей сегодня Андрей, и что она горда им.

Она многое еще сказала бы, но по-своему поняла сейчас его сдержанность: «Он стал каким-то другим».

- Я так решила, когда вы рассказывали о Царицыне…

- Ошиблись вы, Катя, я беспартийный. А вы? - поспешил Андрей со встречным вопросом.

Катя ответила, что она комсомолка, ее приняли в комсомол еще в подполье, при интервентах. Она получала в ревкоме прокламации и расклеивала их по городу. А однажды из озорства среди бела дня налепила листовку на автомобиль начальника белогвардейской контрразведки. Вспомнив это, Катюша рассмеялась.

- И не боялись? - удивился Андрей.

- А вы боялись под Царицыном?

- Еще как! Кому охота прощаться с жизнью?

- Не поверю, - упрямо, совсем как раньше, покачала Катя головой и помолчала, что-то вспоминая. - Один раз, правда, я испугалась, очень испугалась. Это при интервентах было. Мы возвращались с подпольного собрания на Малом Фонтане и чуть не попались. За нами гнались шпики, стреляли. Двое нас было, я и один товарищ из ревкома. Он знал, где пробраться в катакомбы, и у самого входа его ранили. Вот тогда я испугалась, не за себя, - за него испугалась. Если бы вы знали, какой он чудесный, замечательный человек и какой бесстрашный. Я его тащу, а он мне приказывает бежать одной. «Нет, - говорю, - не могу я вас оставить, товарищ Репьев!»

- Репьев? - быстро переспросил Андрей.

- Да, Репьев. Это у него фамилия такая. Смешная фамилия, верно? Макаром его зовут. Макар Фаддеевич… Только мы заползли с ним в катакомбы, а фараоны тут как тут и нам вслед из наганов стреляют, а войти-то боятся: у нас тоже пистолеты: И знаете, куда мы с Малого Фонтана выбрались? На вашу Молдаванку. Под всем городом проползли. Тьма-тьмущая, сырость, грязь, а Репьев сам двигаться не может, спички чиркает и дорогу мне указывает, где куда повернуть. Там ходы в разные стороны.

- И вы всё время его тащили?

- Тащила. Он ведь невысокий такой, с меня ростом… Так он у меня трое суток и прожил. Встану бывало утром, накормлю Макара Фаддеевича, уйду на работу, а сама дрожу, - вдруг кто из соседей ко мне в комнату войдет или через стенку услышит, как он во сне разговаривает.

Катя задумалась, вспоминая пережитое, и опять они некоторое время шли молча, пока она снова не заговорила:

- А почему вас зовут Альбатросом?

- Моряки прозвали. Моряки всегда друг другу прозвища дают.

- Сюда, сюда нам, - сказала Катя, как только они свернули в узкий переулок, и тут Андрей резко схватил девушку за локоть и прижал к себе

- Андрей Романович! - негодующе воскликнула Катя и тотчас умолкла. Теперь и она увидела, что поперек тротуара в тени каштана стоят трое мужчин.

- До свиданья! - громко сказал Андрей и скороговоркой прошептал: - Стучись в любую квартиру, - подтолкнул Катюшу к подъезду соседнего дома и шагнул навстречу неизвестным.

- Я не оставлю тебя одного, - сказала Катя. - Я никуда не уйду…

- Нет, уйдешь! - ответил Андрей и резко, почти грубо отстранил Катю.

Он сразу догадался, что это за люди: «Долговязый парень слева - тот самый тип, с которым мы подрались в кабаке Печесского. Видимо, это подручный Яшки Лимончика…»

Ермаков опустил руку в карман, нащупал пистолет и перевел предохранитель на боевой взвод.

- Он! - раздался голос долговязого.

- Вижу! - Человек, стоявший посредине, медленно поднял руку. - Не беспокойтесь за свою даму, гражданин моряк.

- Я не намерен с вами разговаривать.

- Охотно верю.

- Так идите своей дорогой.

- Прошу простить, но я принужден выполнить деликатное поручение. Во избежание неприятностей Лимончик советует вам отказаться от затеи с «Валютой» и принять его предложение. Он ждет вас во вторник там же. Приятной ночи!

- Ладно, я приду, - тихо сказал Андрей.

- В этом доме все спят, я не достучалась, я останусь с тобой, - взволнованно прошептала подбежавшая Катя.

А вся троица приподняла кепки и, повернувшись, пошла в противоположную сторону.

- Почему вы велели мне уйти? - чуть ли не с гневом спросила девушка.

Андрей взял ее за руку:

- Потому, что не девичье это дело беседовать с бандитами.

- Вы думали, что я струшу? - оскорбилась Катя. - Пустите меня! - Она резко выдернула руку и, не простившись, побежала.

- Катя, Катюша! - крикнул ей вслед Андрей, но девушка даже не оглянулась и свернула в ближайший переулок.

Часовщик Борисов не долго прожил на Греческом базаре. Дела его шли весьма успешно, и завистники, - а их среди торговцев пруд пруди, - злословили: «Копит золото, скряга! Вот поглядите, до него доберется Яшка Лимончик!…»

И накаркали: в одну из ночей парни Лимончика начисто ограбили мастерскую «Самое точное время в Одессе». Первый утренний посетитель обнаружил хозяина на полу связанным, с кляпом во рту.

Борисов пожаловался в уголовный розыск, в совдеп, но ни грабителей на украденного так и не обнаружили. Тогда он расплатился с потерпевшими от грабежа клиентами, продал свое заведение и поступил мастером в кооперативную артель «Часовщик».

Жить Борисов перебрался на привокзальный рынок - Привоз, где снял на углу переулочка маленькую хибарку в два окна. Сюда в ночь со вторника на среду и пожаловал Яшка Лимончик. Дверь оказалась незапертой.

Часовщик сидел за столом у накрытой бумажным абажуром лампы, сортируя колесики разобранных часов, и тихонько мурлыкал:

…А за это за все ты отдай мне жену

Ты уж стар, ты уж сед,

Ей с тобой не житье,

На заре юных лет

Ты погубишь ее…

Он не обернулся на стук двери, а только поднял глаза на стену, где в старом, потускневшем зеркале отразилось большелобое, изрытое оспой, будто в маске, лицо главаря одесских бандитов.

- Заприте дверь, - продолжая орудовать пинцетом, сказал Борисов.