Лев Линьков - Капитан «Старой Черепахи». Повесть

И он в десятый раз начинал объяснять, как жена должна вести себя, если за ним придут чекисты. В доме ничего подозрительного нет, ни одной бумажки. Никакого Чирикова она в глаза не видала. Она, бывшая учительница, вышла за слесаря Орехова из-за нужды. Она не любила его, было голодно, и вышла за него, вот и всё…

Опять стукнула дверь. Кто-то идет по лестнице. Слава тебе боже! Выше прошли, на четвертый этаж…

Нет, пытка эта просто непереносима!… Орехов поворачивается к жене. Перестанет ли она плакать? Вдруг придут, а у нее глаза опухшие. Почему, спрашивается? Почему нервничает ни в чём не повинный человек? Надо держать себя в руках. Кстати, он чуть было не забыл сказать ей. Надо завтра же утром, да, завтра же, чуть свет, незаметно выбросить, чтоб никто не видел, американское какао, и масло, и муку. Всё до крошки.

Утром, идя на работу, Орехов увидел на витрине в газете заметку об убийстве и ограблении часовщика Борисова.

Не может быть?! Он еще раз перечитал заметку м даже улыбнулся от радости: Карпухин-Борисов держал его в тисках, каждый шаг, каждый поступок диктовался этим англичанином, в руках которого были сосредоточены и власть, и деньги, и все тайные связи. Когда находился на свободе Чириков, Орехов был всё-таки в стороне, оп только догадывался, что эсеровская организация находится в зависимости от иностранных разведок - от пана Пилсудского, от англичан и французов, но после провала Чирикова вся организация повисла на волоске, аресты следовали за арестами. И не появись этот друг Сиднея Рейли американец Уайт, им не удалось бы наладить новых связей и продолжать борьбу с большевиками Карпухин-Борисов всё взял в свои руки и наполовину избавил Орехова от забот. Сам Борис Савинков рекомендовал «работать с англичанами в тесном контакте». Что же делать сейчас? Начинать всё сначала? Или всё бросить, попытаться уехать из Одессы, пока не поздно? Карпухин-Борисов унес в могилу тайну Орехова, мертвые не говорят, и никто теперь не узнает о том, что Орехов был когда-то Петрюком, агентом царской охранки.

Да, надо уехать, уехать как можно скорее, куда-нибудь на Урал, в Сибирь, а оттуда, может быть удастся пробраться в Дальневосточную республику, а там и Китай рядом. Здесь оставаться опасно и бессмысленно. У эсеров нет опоры в народе… Остается лишь то, что требует Савинков, что требовал часовщик: поджигать, отравлять скот, убивать… Как боролся этот старик, смотритель маяка!… Как они борются!… У Орехова до сих пор болит правый бок и расцарапанная шея - старик был цепкий… И всё ведь зря - «Волга» не затонула. Орехов успел отплыть на лодке каких-нибудь триста метров - и опять завыла сирена…

Что же делать?… Вчера Орехов встретился на тайной квартире с мистером Уайтом, просил помочь бежать из Одессы, а Уайт даже не подал руки и высокомерно сказал, что солдаты не имеют права покидать окопы без приказа. Ему легко это говорить - он американец, его не арестуют. «Вы должны сообщать мне все сведения, которые сообщали гражданину Борисову», - сказал мистер Уайт.

А в порту только и разговоров, что о происшествии на маяке. Орехов вместе со всеми рабочими проклинал убийц. На митинге они приняли резолюцию, призывающую к революционной бдительности.

- Мы, как клопов, будем давить контрреволюционеров и саботажников! - воскликнул Орехов. Он тоже держал речь.

- А что это у тебя с шеей? - спросил один из слесарей.

- Чирий вскочил, - объяснил Орехов, поправляя бинт.

- Дрожжи пей, - посоветовал слесарь.

«Не заметил царапин», - обрадовался Орехов. И в свою очередь спросил:

- А что с Поповой?

Неожиданная болезнь Кати заставила его насторожиться.

- Оказывают, будто она вовсе не больна, - доверительно ответил сосед. - Говорят, будто ее тоже на маяке стукнули. Чуть душу богу не отдала.

- На маяке?… Да не может быть!… Как же она туда попала?

- А это ты в Губчека спроси…

Орехов не мог дождаться, когда кончится рабочий день. Надо повидать сегодня ночью Яшку Лимончика. Обсудить вместе создавшееся положение. Разгром неминуем, а Яшка обмолвился недавно, что ему осточертело в Одессе. Верно, часовщик предупредил, что им не надо встречаться дня четыре, но сейчас часовщика нет… Чёрт возьми, не Яшка ли, в самом деле, убил его? В ту ночь он глядел на него волком…

Спрятав инструменты, тщательно, как всегда, вымыв руки, Орехов распрощался с бригадой и пошел домой.

Тревожные думы не оставляли до самой Арнаутской. Ничего не попишешь: впрягся в телегу, так вези ее, пока не угодишь в яму! Надо уехать, бежать, бежать, куда глаза глядят…

У дома Орехов оглянулся - не следит ли кто за ним? - растворил тяжелую дверь, вошел в парадное, и тотчас его с обеих сторон крепко схватили за руки: «Вы арестованы, гражданин Орехов!…»

А через полчаса он был уже в Губчека, в кабинете Никитина.

Так вот каков этот беспощадный председатель Чека! Он не сказал еще ни одного слова и, попыхивая махоркой, читал протокол предварительного допроса.

Сначала Орехова допрашивал какой-то молокосос. Маскируя страх шумным негодованием, Орехов заявил ему: «Я протестую против беззакония: кто вам дал право арестовывать меня и предъявлять мне нелепые обвинения? Я рабочий и не позволю над собой издеваться…»

С Никитиным, видимо, разговор будет серьезнее. Но и это не страшно. Неопровержимых улик у них нет. Her, наверно, и серьезных оснований для подозрений. Не могут же они знать о последней встрече у часовщика! Орехов успокоил себя этим соображением и решил держаться твердо.

А чекист взял со стола газету и протянул ее.

- Вы, конечно, читали эту заметку о мнимом убийстве часовщика Борисова?… Вот здесь, на четвертой странице, - указал Никитин пальцем. - Обрадовались?… Должен вас огорчить: нам известно, что никто этого часового мастера не убивал. Всё это не больше чем инсценировка, своеобразный ход конем. Тут написано про кровь на полу, про разгром в комнате, но анализ показал: кровь эта не человеческая - псиная, а посуду били не с размаху, как бывает в драке, а разложили на полу и осторожненько, чтобы не было шума, давили ногой.

Орехов провел языком по пересохшим губам. «Неужели они знают, что я там был?» Снова холодком пробежал по спине страх.

- Придумано это всё, - продолжал Никитин, - с той целью, чтобы установить алиби мнимого часовщика.

- А что это такое «алиби»? - прикинувшись непонимающим, перебил Орехов.

- Чтобы установить его алиби и доказать следственным органам, что якобы он не был связан с Лимончиком, - не обращая внимания на вопрос, закончил мысль Никитин.

- Я тут с какого боку-припеку?

- Всё это имело бы смысл, не попадись Яшка Лимончик к нам на Маразлиевскую и не расскажи… - Никитин резко оборвал фразу и, чиркая зажигалкой, искоса поглядел на эсера, почувствовавшего, как кровь отливает от лица. -…и не расскажи Лимончик про ваше совещание и про то, что вы согласились заняться маяком… Кстати, вы все свои жертвы душите, надевая перчатки, или это был, так сказать, первый опыт?