Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй

Кто соленою влагой и зноем
Пропитал свою жизнь, знаю — тот
Не сробеет, когда ледяною
Ауштринис волною качнет;

Лишь плотнее в брезент завернется
И баркас повернет на волну,
Не гадая — домой ли вернется
Иль пойдет он сегодня ко дну.

Кто родился на море —
У моря
Тот погоды не ждет
И готов
С ауштринисом снова поспорить,
Был бы только хороший улов.

Перевел с литовского Игорь Строганов

Мне не сравнить ни с чем минуты эти,
Они наградой нам за труд даны:
Что может быть прекраснее на свете
В конце похода всплыть из глубины!

Чего так ждали, то свершится ныне,
И будет нереальным, как во сне, —
В открытый люк сладчайший воздух хлынет,
И лодку закачает на волне.

Уже команда рубку обживает,
О, как затяжка первая крепка!
В посту центральном очередь живая,
И слышен сверху запах табака.

Передвигая ватными ногами,
По трапу лезешь, слыша сердца стук.
И закрываешь вдруг глаза руками,
Ошеломлен увиденным вокруг.

Слепит глаза осенний тусклый вечер,
И ярче солнца блеклый след волны.
Каких-то два часа до нашей встречи,
И берега Рыбачьего видны.

Белее снега вал бурунный хода,
Над рубкой чайки с хохотом снуют.
И запахи густые соли, йода
От рубки обсыхающей текут.

В хорал слагаясь, море, свет и звуки —
Гимн дальнему походу твоему,
Бескрайний мир протягивает руки
Нам, сыновьям, вернувшимся к нему.

Ходил я в поэтах начальных,
Но был уже с морем знаком.
Тогда и вручил мне начальник
Военный билет с якорьком.

Был Тихий.
Был рейд Бакарицкий.
Экватор палил, как костер.
Стал домом эсминец «Урицкий»
И вывел салагу в простор.

Рули мне ворочать не тяжко.
В охотку утюжился клёш.
А тело
И сердце
С тельняшкой
Сроднились —
Не отдерешь!

Повыше девятого вала
Я вырос на мостике, прям.
Мне молодость принадлежала —
Ее подарил я морям…

Бывает — из юности вести
Настигнут в далеком краю,
Где в мраморе, бронзе иль песне
Внезапно годка узнаю.

Шагнет с пьедестала навстречу,
Улыбки своей не тая,
На вахте бессменной и вечной
По-прежнему молод…
А я?

Я стал на Нептуна похожим
Дубленым навек стариком,
Но не расстаюсь с краснокожим
Билетом своим с якорьком.

И нету мне доли милее,
Чем выдюжить в зной иль пургу.
А если о чем и жалею, —
Что море обнять не могу.

Забрасывает, словно невода,
На берег кружевную пену море.
У чаек завершается страда,
И сейнеры темнеют на просторе.

А солнца заходящего мазки —
Как бы рассветов будущих этюды.
Пути рыбачьи были неблизки,
Зато улова серебрятся груды.

И звезды побратались с высотой,
С воды исчезла тропка золотая…
Усталой чайкой месяц молодой
Сложил крыла, на мачте отдыхая.

Перевел с грузинского Евг. Ильин

Здесь к горам подступает пучина,
К окнам льнут окуляры кают,
И визитные карточки чинно
Корабли кораблям подают.

Как здесь дышится остро и влажно,
Как туманами берег примят,
Как подъемники многоэтажно
На своем эсперанто гремят!

Грузят танкеры и сухогрузы,
Порту спешка такая мила.
И, беззвучно качаясь, медузы
Бьют в беззвучные колокола.

Пассажиры к отплытью готовы,
А в тени океанских бортов
По-домашнему рыболовы
Удят рыбку негромких сортов.

Среди кранов, в туманы не канув,
Стойко держится удочек строй,
И, как удочки великанов,
Гнутся краны над темной водой.

Опять необозримость океана
да пенный след у судна по пятам.
На мостике помощник капитана
поймать звезду пытается в секстант.

Куда бы нас с пути ни относило,
пусть нет средь океана маяков,
но есть зато небесные светила,
что выручить сумеют моряков.

Созвездия, весь небосвод усеяв,
нас под прицел берут со всех сторон.
Как дубль-ве глядит Кассиопея,
и точно туз бубновый — Орион.

Вот Близнецы, как двоеточье, строго
расставились от прочих вдалеке;
вот с ковшика Медведицы полого
спускается Арктурус по дуге.

Бесстрастно лаг отстукивает мили,
и будто существует — мнится мне —
одних светил небесных изобилье
да мы у мира звездного на дне.