Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй

Герои повести «Арсен Люпен» должны были встретиться не в классных помещениях, и не в знакомом коридоре, и не в зале, где стояла модель старого корабля, а на широких перекрестках исторической битвы — на путях Великой Октябрьской социалистической революции, став одними из первых по времени командиров Красного Флота.

Молодые морские офицеры были выпущены из Морского корпуса, когда уже полыхало зарево гражданской войны. Все силы контрреволюции сосредоточивались против молодой Советской Республики. Военные заговоры, поддержанные иностранными резидентами, росли, как грибы.

Сергей Колбасьев стал твердо на сторону революции, стал тем честным, знающим командиром, который исполняет свой долг, не страшась опасности и не избегая ее. Как русский человек, патриот, он не мог даже представить себе, что значит опустить новый боевой морской красный флаг перед врагом, будь он сильнее во много раз. Сергей Колбасьев был в числе тех преданных флоту специалистов, что разделили с ним тяжелые морские и речные дороги гражданской войны, что создавали из ничего флотилии, которые бесстрашно вступали в сражения и побеждали.

Это была пора, когда балтийские миноносцы и подводные лодки сражались на Волге и Каме, в озерах и реках Севера, когда на юге — на Азовском море — делали дивизионы канонерских лодок из буксиров и барж, речных пароходов.

Колбасьев плавал на миноносцах. Он сам пишет в повести «Джигит»:

«Самая лучшая служба, конечно, на миноносцах. Не очень спокойная и не слишком легкая, особенно в военное время: из дозора — в охранение и из охранения в разведку; только пришел с моря, принял уголь, почистился — и пожалуйте обратно ловить какую-нибудь неприятельскую подлодку или еще чем-нибудь заниматься. Словом, сплошная возня с редкими перерывами на ремонт, когда тоже дела хватает».

Он плавал и на необычных кораблях. Какие же суда были в Азовской флотилии? Это были ледоколы, истребители, грязнухи-баржи. Правда, у белых выходили в море только канлодки, сторожевики, тральщики и несколько миноносцев.

Колбасьев участвовал в обстрелах, сражениях, десантах, ставил мины, учил молодых моряков трудной морской науке и никогда не отступал перед трудностями. А их было несчетное количество в те поры. Не хватало боеприпасов, не хватало знающего экипажа, специалистов, не хватало кораблей, провианта. Были и потруднее заминки, когда рядом оказывались командиры-изменники, перебегавшие к врагам. Комиссары смотрели на военспеца недоверчивыми глазами и имели право на это, потому что сверстники Сергея Колбасьева по корпусу действительно плохо понимали происходящее, иные из них и не представляли себе вообще, почему произошла революция.

А многие старые офицеры сражались на стороне белых генералов и интервентов. Долгий путь гражданской войны Колбасьев прошел с честью и окончил службу в освобожденном Крыму, командуя, кажется, дивизионом миноносцев.

После гражданской войны, демобилизованный из Красного Флота, он приезжает в Ленинград и начинает заниматься литературой. Он пишет стихи, переводит, активно участвует в литературной жизни, которая бурно развертывается в те годы. Создаются группы и группочки. Идет большой спор о путях развития советской литературы. Выходит в свет поэма Колбасьева «Открытое море». Стихи, которые пишет тогда Колбасьев, полны впечатлений гражданской войны, но в них, несмотря на точность морских описаний, есть излишняя сухость, прозаичность:

Когда вы прочтете после этих строк страницу из «Салажонка», где описывается, как уходили через минные заграждения, вы, к своему удивлению, увидите, что проза гораздо поэтичнее стихов и сильнее передает ощущения ночного похода.

Сергей Колбасьев едет переводчиком в советское посольство в Кабул. Долог путь от Ленинграда до Афганистана, но еще дольше от советской границы, через Кушку, в обход Гиндукуша до Кабула. Этот путь, длиной в 1200 километров, тогда проезжали на лошади. Для моряка это нелегкий путь. Зато весь быт малоизвестной тогда страны открылся перед путниками. Открылись и неизвестные пейзажи. Степь, горы, перевалы. Желтый камень, щебень, трава пучками.

Бурая земля, на ней красные тюльпаны и маки. Броды через серебряные и кофейные речки. Деревья только вблизи городов. Открытая каменная степь. На солнце 40 градусов, в тени 25 градусов. Кишлаки пастухов. Кочевники. Круглые кибитки из черного войлока. Сзади них море баранов.

Пастухи — из племени дурани, одного колена с эмирским. Хан вынес воды помыть руки, сам полил. «Гости эмира — наши гости», — сказал он.

Пили кислое молоко и слушали, как играет большой афганец на маленькой дудочке из тростника. В звуках маленькой дудочки была степь, ветер, ночь — все, что вверху, и все, что внизу. От этой музыки становилось тревожно. Вокруг сидели люди с непокрытой головой, с длинными волосами, смуглые, белозубые, в простых длинных рубашках. «Как в раю», — вспоминал позже Колбасьев.

И опять был путь по горячим камням, по низким желтым холмам, пока не показались тутовые деревья, сырые поля, большая река Гельменд. Миновали Кандагар, Газни, вот и гостеприимный Кабул. Жили в Кабуле. Сергей Колбасьев был там с женой, храбро совершившей все путешествие. Работа в посольстве, прогулки по городу Кабулу и окрестностям. Время летело незаметно.

Выполнив свою работу, Колбасьев поднялся в обратный путь, на этот раз по новой дороге, через Мазар-и-Шериф на Термез.

После возвращения из Афганистана Сергей Колбасьев получает назначение на работу в торгпредство в Хельсинки. Здесь он снова превращается в моряка. На небольшой яхте он совершает большие походы, уходит в очаровательные финские шхеры, странствует по островам залива. Одновременно он увлекается радио. Он сам начинает изготовлять сначала маленький детекторный, а потом большие ламповые приемники. Он много читает по этому вопросу и даже сам пишет руководство, как сделать хороший ламповый приемник.

Наконец кончается работа в Финляндии, и Колбасьев в Ленинграде. На этот раз он целиком отдается писательскому труду.

Если раньше он увлекался музыкой и идеей соединения музыкальных произведений со световой гаммой, то теперь он погрузился в радио, с таким же упорством, с каким он одно время увлекался моделями кораблей, сам их делал очень точно и очень тщательно. Но все-таки над всем торжествовало желание написать о гражданской войне, о годах, которые он провел на Красном Флоте.

Будучи участником ЛОКАФа, ленинградской организации красноармейских и флотских писателей, он пишет свои морские рассказы, уходя с головой в воспоминания незабываемых лет, в годы своей молодости, когда столько энергии было отдано родному Красному Флоту.