Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!

Вот и Диего позевывает. Долг исполнен, по сторонам – чужие кварталы. Дозора больше нет – есть четверо попутчиков. Остальных вобрал в себя город.

Диего что-то говорит о нелюбви к узким улочкам. Сравнивает стены с кандалами.

– Да вы поэт.

– Я обычно оцениваю себя скромней. Но в Академии меня иногда милостиво выслушивают…

– Эй, там, впереди, толпа!

Лица, замотанные плащами, злое мелькание извлекаемых из ножен клинков… Приходится Санчо отдать единственную уместную в таких обстоятельствах команду:

– Уходим!

Что толку для стражника помирать в узких проходах, что звания улиц никак не заслуживают, – на чужом участке и вне дежурства?

Этим типам нужно только отогнать патруль – дать уйти остальным. Для того они и толкутся кучей. Биться вчетвером против десяти ради того, чтоб задержать какого-нибудь голодранца, – не стоит. И вообще, портовая банда – не убийцы какие. Драться будут только за своих. Стоит освободить дорогу – исчезнут, как не бывало.

Увы, дон Диего стоит столбом, рука указывает заточенным ломиком в сторону нападающих, в другой пылает маленькое солнце факела. Пришлось альгвазилу скрипнуть зубами и становиться рядом, ввязываясь в совершенно ненужную и смертельно опасную стычку. Бросить парня? Мысль мелькнула. Вспомнилось, что дома жена и дети. Санчо помянул нечистого, толкающего на легкие пути. Четверо против десяти показалось мало? Так двое стражников уже бежали! Сам разрешил. Хорошо хоть, место узкое. Есть надежда выжить.

Время вышло. Неровно, будто прыжками, подскочили первые противники. Диего, кажется, и не шелохнулся, но ему под ноги полетело сразу двое. Словно споткнулись. Третий вскинул меч, чтоб рубануть сплеча – Санчо встретил его легким ударом от кисти, немного поспешным – чтоб не опоздать. Случилось чудо. Противник даже не пытался уйти или закрыться. Принял удар. Меч прозвенел по камням, вслед за ним рухнул и его владелец… Короткий взгляд вбок – Диего выдергивает эспадрон из чьей-то глазницы. Оставалось громко вознести хвалу Марии и удвоить старания.

– Они пьяны! – Голос Диего непривычно звонок.

Только теперь Санчо разобрал запах. Точно. Выходит, мерзавцы отучились уважать стражу? Ну, пусть пеняют на себя. И, кстати, пусть плачут альгвазилы этого района. Дон Хорхе получит полный отчет. И пусть здесь он не начальник, весом в аудиенсии обладает немалым. Еще бы! У него в порту порядок, а тут, внутри стен, что творится? Хуже, чем в Триане! [14]

А рассказать будет кому. Пусть на ногах еще пятеро врагов, шансов победить у них мало. Какой тут бой, если до них до сих пор не дошло, что пора отступать! Первые удары алькальда с альгвазилом были слишком уж точны и убийственны. Остатки хмельной банды даже не понимают, что спотыкаются о тела товарищей…

По счастью, не все удары оказались идеально смертоносными. Воздух насытился проклятиями тех, кого слегка задели, и стонами тех, кого задели сильно. Иные не заметили серьезных ран – эти умрут позже. Ну и кому они нужны?

Не тем, кто наконец показал пятки, и не тому, ради кого изображали перед стражей грозную силу. Хотя бы потому, что не смогли ни запугать, ни победить в стычке. Десятеро – двоих! Значит, цена им меньше, чем камням пропитанной конской мочой и человеческой кровью мостовой. По крайней мере, в глазах черной тени, которой не удалось мелькнуть мимо разгоряченного боем алькальда.

– Стойте, сударь! Покажите лицо и назовите свое имя!

Фигура в черном – впрочем, ночью всякий кот черен – остановилась. Выпрямилась. Ленивым движением откинула плащ с левой стороны груди, показывая кровавый знак меча. Едва заметный на черном колете.

– Я рыцарь Калатравы. Этого довольно.

– Покажите лицо. Назовите имя. Или ступайте с нами!

Звон голоса. На улочке словно светлей стало! В ответ – свист покинувшей ножны шпаги и выпад. В пустоту – дона Диего уже нет на прежнем месте.

– Сопротивление аресту, сударь, серьезный проступок, – законник еще ухитряется говорить, между уходами. – А покушение на жизнь городского чиновника при исполнении – тем более…

Диего замолк. Верно, бережет дыхание. Схватка оказалась тихой – ни звонкого стука сталкивающихся клинков, ни злых словечек. Сосредоточенное противостояние двух человек, одному из которых нужно уйти, а второму – взбрелось загородить дорогу.

Диего продолжает бой. Только что чувствовал себя великим мастером фехтования, совершенно непобедимым. Не ожидал. Студенты, народ, конечно, буйный – но, сцепив шпаги с любым забиякой, чувствуешь только желание поразмяться, показать себя – и уйти целым. Или не совсем целым, небольшой порез придает мужественности. Потому за последний год, как перестал числиться ребенком, Диего дрался с десяток раз – и не получил ни одной раны, удовольствовав противников царапинами. Иные теперь числятся приятелями. Но вот разбив десяток пьяных пикаро… Океан по колено, Пиренеи по пояс! Да и огонь в левой руке придает уверенности, нашептывает: «Пусть рухнет мир, но восторжествует Закон!»

Теперь обретенная самоуверенность трещит по швам.

Уход. Еще уход… Противник отжимает к стене. У него совсем немного приемов, но, Пресвятая Дева, как же быстро мелькает сталь! Сталь, что при первой же ошибке принесет боль и смерть. А движения человека – и клинка – так трудно читать в тенях! Уход. Еще уход. Сеньор Эррера куда-то исчез. Неужели бежал, как стражники? Что ж, этот враг куда опасней тех десяти…

Диего понимает: спасти его может только ошибка человека в черном, чей клинок заставляет танцевать и отжимает к стене. Сужает маневр, оставляя выбор между шагами, ведущими к отсрочке, и шагами, ведущими к быстрой смерти. Будь пляска стали чуть медленней, можно было бы…

Диего сделал шаг вперед и вбок, повернул руку – и с удивлением увидел, как противник не то что отступил – шарахнулся назад. Времени хватило. Диего снова шагнул вперед и вбок, пытаясь выиграть если не бой, то позицию. Недостаточно быстро – враг наклонился вперед, в неимоверном, кошачьем движении обошел клинок алькальда, на который должен был напороться… Рука школяра не довернула какой-то градус. Не то, чтоб не успела – Диего и представить не мог, что человек в состоянии так извернуться. Пришла его очередь отступать – быстро, взахлеб, в несколько панических шагов. То, чего делать никак нельзя. Так можно запнуться даже на ровном месте. Он это знал – но забыл, когда смерть промелькнула слишком близко.

Под каблук сапога подвернулся скользкий камень. Инстинкт – падать не учили – заставил выставить локоть, немедля взорвавшийся болью. Факел улетел в сторону, шипит на сырых камнях… Меч выпал из руки, подобрать левой времени нет. Глаза запоздало-заученно уперлись в противника и даже закрыть их напоследок – нет сил. В голове бьется: «Упал, значит, умер».