Мария Максонова - Русалка [СИ]

— Но матери их в любом случае не отдадут, — заметила я.

— Только если это было прописано заранее в брачном контракте. Или, например, если женщина богаче или знатнее мужа, он может перейти в ее род, а не она в его. Тогда дети остаются с ней. Так делают, если, например, девушка единственная наследница своего рода и отец хочет оставить состояние ей и ее детям.

— А на наследство, полученное женой в браке, муж может покуситься?

— Нет. Имущество фактически у женщины и мужчины остается разделенным. Она владеет только своим приданным, он — своим имуществом, но он обязан содержать ее и детей. Женщина может как отдать свое приданное в управление мужу, так и оставить себе и после распорядиться по своему усмотрению, например, передать детям. Часто женщина заключает договор с детьми о том, что передает им свое приданое, а они в ответ должны пожизненно ее содержать.

«Высокие отношения, — подумала я, — но что еще делать, если пенсий тут нет как класса».

— А ты говорил, что отец не может лишить наследства незамужних дочерей или несовершеннолетних детей, а также жену. А есть минимальная доля, которую он должен им передать?

Капитан Гарт пожал плечами:

— Не слышал о таком.

— То есть может и медяк завещать, закон не запрещает? — поняла я.

— Не знаю. Это как-то позорно, все обсуждать будут…

— Понятно, — кивнула я.

— Обычно сыновьям все же отписывают долю в бизнесе, если ребенок сам не заявляет, что хочет другого в жизни. А дочерям или пожизненную ренту, которую должен выделять брат, или фиксированную сумму денег, лежащую на счете в банке. Или деревеньку какую, над которой есть управляющий и которая приносит постоянный доход. Но в целом стараются так все организовать, чтобы женщине не приходилось возиться с управлением самой, и она была спокойна за свое благосостояние.

— А может женщина на эти деньги открыть какой-то свой бизнес, вложить их в дело?

— Да, если это не запрещено завещанием. Иногда бывает, что отец запрещает трогать основную сумму вклада, а позволяет получать только проценты в банке. Или запрещает продавать дело или землю, только получать доход. — Он вздохнул и вытер белым платком пот со лба. Не знаю, кто поделился с капитаном одеждой после нашего спасения, но одет он был теперь с иголочки. Наверное, это Дорф расщедрился — капитан Пхимарс ниже ростом и полноват, а Рохеис ни за что не снизошел бы. — И, конечно, чтобы вести дела, женщине еще придется получить патент.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло. Я столько времени обсуждаю разные коллизии правовые, а тут оказывается, что самое-то важное стороной обошла!

— Какой патент? За деньги?

— Нет, конечно! — капитан Гарт выглядел крайне возмущенным. — Патент получают после сдачи экзамена в соответствующей области знаний.

— Как именно? Что для этого нужно? Кто принимает экзамен? — поспешила составить список вопросов я, капитан Гарт выглядел растерянным.

Но, прежде чем он успел начать свой рассказ, откуда-то снизу послышались крики людей. На палубу из трюма выскочил молодой матрос бледный до синевы и закричал:

— Костоправа сюда! Где Удер?! Скорее!

— Что случилось?! — с другой стороны на палубу выскочил кок в белом испачканном чем-то фартуке, весь обляпанный чешуей и прямо с ножом в руках.

— Там Стрив пытался подвинуть ящики — господин Рохеис сказал, что надо пододвинуть те, что в Хелменте придется вытаскивать, ближе к выходу. И ящик сверху прямо…

— На Стрива упал?! — ахнул кок. — Где он?

Будто в ответ на его вопрос еще двое матросов вытащили третьего на палубу. Ноздри немедленно заполнил соленый запах крови, который перебил даже запах морской воды. Едва по указке кока парня опустили на доски палубы, как вокруг него начало расползаться бордовое пятно.

Меня притянуло к месту действия будто магнитом, почти без всякой моей на то воли. У парня лет двадцати пяти на вид была разбита голова, но это было те так страшно, как кровавое пятно, расползающееся на его животе. Кок присел рядом и отвел его руку с живота, и я увидела, что дело не в распоротом животе — рана находилась на руке, лучевая кость была сломана и торчала, разрывая рукав рубашки. Рядом упала какая-то грязная тряпка, которой пытались останавливать кровь. Крови было так много, будто он вспорол себе вены… впрочем, вероятно, осколок как раз задел их.

— Он скоро умрет, — произнесла я тихо. — Наложите ему скорее… — я запнулась, не зная слова «жгут». — Сделайте повязку выше раны!

— Зачем? — удивился кок… Удер, матрос называл его Удером. — Главное вправить кость, я наложу лубок, он очнется…

— Он прежде умрет от кровопотери, вы не видите разве? — удивилась я.

— Он сильный парень, он выживет. Держись, Стрив! — он похлопал парня грязной рукой по плечу, и меня передернуло. В словах мужчины была вера в чудо, а не профессионализм настоящего знатока.

— Что же вы делаете! Здесь нет другого лекаря?! — я обвела взглядом собравшихся вокруг матросов и поняла, что ответ — нет. Оглянулась на капитана Гарта.

— Хоруф кое в чем разбирается… — пробормотал тот, отводя глаза.

Что парень — не жилец понимали, кажется, здесь все и без моего участия.

— Твою ж мать! — выругалась я по-русски, а потом рухнула со своего насеста прямо в кровавую лужу, — Хоруфа сюда. И ты… Удер, быстро беги и вымой руки. Обоим вымыть руки с мылом, — я глянула на него, — грязный фартук снять. Есть чистые фартуки? — он растерянно кивнул. — Оденьте оба.

— Вы не можете просто исцелить его? — спросил нерешительно кто-то. — Вы же колдунья!

— Я не лекарь, — рыкнула я и схватила парня за плечо, — но я попытаюсь не дать ему умереть.

Кровь — это ведь вода, верно? Значит я могу ее остановить. Просто соленая вода — в океане мне это не мешало. Ну, еще куча других ингредиентов… но все же можно попытаться…

Ага, не мешало. Соленая вода, когда я выпаривала соль, тоже мне не поддавалась, когда стала слишком густой. А кровь… жидкость, да, только управлять я могу только чистой влагой. Да, только водой, но все же…

Поток крови, вытекающий из раны, начал медленно поддаваться моим усилиям, вот уже только немного сочится влага, и, наконец, кровопотеря остановлена. Держу.

Открыла глаза. Стоят передо мной двое. В белых чистых более-менее фартуках, здоровенные детины, с мокрых рук капает вода — значит вымыли. Только вот что мне с ними делать, я же ничего не умею!

Помню только, слишком долго кровь сдерживать нельзя, просто ткань отомрет без кровоснабжения.

Я сглотнула, взглянув на своих потенциальных «медсестер», оглядела других матросов, молчаливо столпившихся вокруг, и велела:

— Всем разойтись по делам, не толкитесь здесь, нечего бациллы разбрасывать, — русские слова перемежала с имперскими, но тут было и не важно, понимают меня дословно или нет. — Что нам нужно… чистая ткань на перевязку есть? И доски для накладывания лубка. А что-нибудь… — я растерялась, пытаясь подобрать слава, впилась взглядом в Гарта, пытаясь донести до него понятия, которых не знаю: — когда рана… горячая, грязная… там… белая или желтая… не кровь… воспаление…