Зинаида Порохова - Пересечение вселенных. Трилогия

Ему хотелось бы развить эту тему, делая выкладки из высказываний великих и приводя примеры из личного опыта. Ведь и он – своего рода Мафусаил… Но нужно ли забивать голову мальчику подобными фантазиями? Он и так довольно странен.

– Ты прав, – согласился Юрий. – Дело не только в знаниях. Мафусаил, согласно Библии, посетил край Земли. То есть – видел иные миры. Я тоже его видел. И, если уж верить Ричарду Баху, посещал многие вселенные. Я слышу мысли людей, Оуэн. Знаю, что чувствует нищий или миллионер, солдат или проповедник, врачующий и убивающий. Легко проникаю в мысли вора, способного на всё ради наживы, или политика, который ничем не лучше.

– Но как тебе это удаётся?

– Это свойство я имею с рождения. Я – аутист, Оуэн! – заявил Юрий. – Тебя это не пугает?

Сидящий в пифосе

– Вот оно что? Нет, – ответил Оуэн, хотя на самом деле был удивлён. Мальчик не был похож на аутиста, замкнувшегося только в своём мире. – Я и сам в некотором роде аутист, Юрий, и избегаю с некоторых пор любого общения. А наш Вид тоже от природы обладал способностями к телепатии. Действительно, мы с тобой кое в чём похожи, – улыбнулся он. – Но ты, всё же, особенный. Например – я не могу проникнуть в твои мысли. И потом, мне кажется – аутисты не ищут собеседников, проникая через полмира. Как случилось, что тебе поставили этот диагноз? – спросил Оуэн.

– Я сам себе его поставил, – ответил Юрий. – Я ведь считал, что родители слышат мои мысли, как и я их. А они обратились к медикам, пожаловавшись на мою неразговорчивость. И мне поставили диагноз: задержка развития. А потом, защищаясь от негатива, который я считывал с окружающего мира, я уже намеренно отгородился от него. И позже стал уже для всех аутистом. И пока не хочу их в этом разочаровывать. Ты по-прежнему хочешь общаться с инвалидом детства, Оуэн? – спросил он.

– О! Меня никогда не интересовали чужие бирки, – улыбнулся Оуэн. – Я люблю вешать свои.

– Мне повезло, – хмыкнул Юрий. – Для людей важны именно чужие. Хотя мне всё равно, что они обо мне думают! Я научился закрываться от чужих мыслей! И от словесного и морального мусора. Ставлю блок, как ты это называешь. И он меня спасает. Иногда мне кажется, что вокруг не люди, а дикие животные, всё ещё живущие в лесу. В нашей цивилизации по-прежнему правят законы джунглей.

– Я бы так не обобщал, Юрий. Даже я иногда слышу разумные мысли некоторых людей и нахожу среди мусора жемчужины. Несомненно, твоя ранимость связана с твоей повышенной чувствительностью и замкнутостью, – заметил криптит. – Люди разные и у каждого своя вселенная. Иные близки к идеалу. Ты не хотел бы, чтобы твой диагноз отменили, Юрий?

– Нет! Мне нравится жить в пифосе. Это моя вселенная и я в неё никого не впускаю. Ну, может, теперь в ней есть ещё и ты.

– Но мир существует, Юрий, хочешь ты этого или нет. Может, пора взять в руки фонарь и поискать… ну, если уж не человека, то смысл жизни?

– Я подумаю об этом. Но пока я выбрал путешествия в астрале, исключающие личный контакт. И познакомился с ИПЗ. Я полюбил процесс чистого познания, не имеющего искажений… влиянием чужих вселенных. И я могу многое. Например – проникнуть в любую информацию и поменять её, энергетически или уж бог-весть как, воздействуя на любые процессы в технических средствах. Даже пару раз, ради потехи, пополнил счета нескольких благотворительных фондов, переведя деньги со счетов военных ведомств. Поддержал тех, кто находится в сложной жизненной ситуации. Хотя это, конечно, капля в море. Причём – быстро испаряющаяся.

– Но, Юрий! Ты ведь считаешь себя философом! – заметил Оуэн. – Подобные воровские действия недостойны этого звания! Философ не вмешивается и не принимает ни чью сторону. Лишь наблюдает и делает выводы. Он живёт в области эмпирий и рассуждений.

– О, ведь я этим и занимаюсь! Но какой от этого толк, Оуэн? Хотя и от моих вмешательств его не больше. Никакие деньги не могут изменить общую ситуацию в обществе! Исправлять надо самих людей, Оуэн. Но как? Я не знаю. И потому мне всё больше нравится мой пифос. Я живу в мире бесстрастной информации, чистых наук и астральных путешествий. Да, я – философ, Оуэн. И я больше не пытаюсь исправить мир с помощью перераспределения денежных средств. Изучаю то, что снаружи моего пифоса, но никого не впускаю внутрь него.

– Возможно, твои способности могли принести обществу пользу?

– Ты сам в это веришь? – усмехнулся Юрий. – Что я могу? Махать сабелькой на ветряные мельницы? Хотя те люди, что крутятся возле меня, считают, что могу. Но я не хочу танцевать под чужую дудку. Хочу изобрести свою.

– Но как ты думаешь жить дальше? – спросил Оуэн.

И вдруг с грустью подумал, что себе он таких вопросов давно не задаёт. И сам уже вряд ли мог бы принести кому-то пользу. Разве что – в виде лакомства или музейного чучела?

– Так и будешь жить в бочке, как Диоген? Он тоже питался подаянием. Такова цена свободы.

– Именно так, – усмехнулся Оуэн. – У меня такая пенсия, что Диоген пожал бы мне руку. Даже одну собаку прокормить не удалось бы. Хотя у моей мамы всё равно аллергия на шерсть.

– А скажи, Юрий, аутизм лечится? – спросил Оуэн. – Возможно, ты, зная эту проблему изнутри, мог бы помочь таким детям?

– Медицина не имеет чёткого представления о причинах аутизма, а, следовательно – не может его лечить. Но дело не в медикаментах и методиках. Дело в несовершенстве общества, которое и создаёт аутистов, – сказал Юрий. – Некоторые специалисты считают, что эта болезнь – дефект генома или психики. Но я знаю аутисты – детекторы изъянов общества и мира, в который они слишком рано пришли. Эти дети слишком совершены, а мир полон зла.

– Неожиданно! Но в чём же их совершенство?

– В развитой экстрасенсорике. Их чувствительность гипертрофирована и эмоционально они живут как бы с ободранной кожей. Каждый негативный взгляд или мысль глубоко ранит их и причиняет боль. Поэтому, защищаясь, аутисты прячутся в собственный мир. Который, как им кажется, более совершенен. Или, по крайней мере, привычен и защищён.

– И все аутисты таковы?

– Кроме тех, у кого по какой-то причине действительно нарушена психика. Таким иногда помогает психотерапевтическое и медикаментозное лечение.

– Но ты же другой, Юрий? Ты ведь учился в школе? Сам же говорил, что средне образован.

– Я сделал это ради родителей, – отмахнулся Юрий. – И это была специальная школа для проблемных детей. Я, чтобы не привлекать внимание, ходил в неё целых десять лет, хотя мог бы получить аттестат за пару недель.

– И что же ты там делал? Витал в астрале?

– Поначалу мне было интересно. Я научился считывать нужную информацию с учителей. Жаль, что при этом я прихватывал и личную информацию. Ведь негативная энергия гораздо сильнее впечатывается в личное информационное поле. А это… довольно неприятно на вкус. Особенно для юного сознания. Годам к восьми я научился быть глухим и не зрячим, закрываясь от ненужной информации. То есть – обрёл то, чем люди обычно владеют от рождения. И научился использовать речь, которая помогает скрыть истинные мысли. К этому времени я уже получал информацию непосредственно из ИПЗ. И вскоре для окружающих я приобрёл статус почти нормального человека. Хотя и с корочкой спецшколы. На всякий случай там имелась пара четвёрок, – усмехнулся Юрий. – Отличник лесной спецшколы – это нонсенс.