Георгий Васильев - Годы. Мили. Судьбы

В начале апреля 1934 года я возвращался домой после ночной смены на площадке товарного поезда и, прыгая на ходу, допустил ошибку, не устоял на ногах, упал и покатился по платформе, но успел подтянуть ноги. Стальные колеса вагона прокатились по рельсам в нескольких сантиметрах от моих ног, не задев меня.

Работа в депо была неинтересной. Осмотрщик, проходя вдоль поезда, проверял исправность каждого вагона, а мы, слесари, по его указанию устраняли обнаруженные неисправности. Заменяли подшипники букс, если они грелись, меняли лопнувшие рессоры, буферные стаканы и тарелки, подтягивали крепеж и т. д. Особенно тяжелыми были переносные домкраты для подъема вагонов и стальные рессоры. Их приходилось подносить со стеллажей к месту замены. С тех пор мое правое плечо стало ниже левого. За 12-часовую смену делали один перерыв на обед. С фабрики-кухни нам привозили еду, которая была отвратительной. До сих пор помню вкус и запах форшмака – смеси холодной картошки с селедкой и луком. Жили мы голодно. Выручала карточка, по которой ежедневно получал только 800 граммов хлеба. Зарплата составляла 120 рублей. По ценам того времени это было очень мало, но все же мне удалось осенью купить костюм и демисезонное пальто.

Паровоз-музей на станции Бологое

Самыми престижными на железной дороге были профессии машиниста и диспетчера. Чтобы стать машинистом нужно было окончить специальные курсы, проработать 2–3 года кочегаром, затем 2–3 года помощником машиниста. Только после этого можно было получить старенький маневровый паровоз. До диспетчера путь был еще длиннее и сложнее. Нужно было три года учиться в Ленинграде и дальше подниматься по служебной лестнице в надежде достигнуть желаемой должности, или, как чаще бывало, застрять на должности дежурного захолустной станции. Можно было стать шофером или трактористом, но в наших краях не было ни автомобилей, ни тракторов.

Как могла сложиться дальнейшая жизнь неизвестно, помог «Его Величество случай», изменивший мою судьбу. В начале февраля 1934 года работали в дневную смену. Наша бригада обслуживала военный эшелон, стоявший у пассажирской платформы. В эшелоне ехали в Москву на парад в честь XVII съезда ВКП(б) военные моряки. Веселые, сытые, уверенные в будущем ребята, одетые в красивую военно-морскую форму. На их бескозырках золотыми буквами было написано «Военно-морское училище им. Фрунзе».

Плакат 1930-х годов, призывавший молодежь к службе на Красном флоте

По их лицам, внешнему виду и разговорам я понял, что они не думают о хлебе насущном, живут в училище на полном государственном обеспечении и получают хорошие знания по престижной профессии. Посмотреть на них вышли незанятые службой железнодорожники и ждущие своих поездов пассажиры. Размышления на тему «А нельзя ли мне тоже поступить в эти моряки» закончились тем, что я пошел в райком комсомола и попросил дать направление в Военно-морское училище. Сочинил заявление и отправил по почте в Ленинград без большой надежды на успех. Адрес училища мне дали в райкоме. С матерью я даже не посоветовался. В середине мая пришел вызов на вступительные экзамены. Вечером 25 мая 1934 года попрощался с матерью и сестрами. Слез не было. Мать стояла около избы и грустно смотрела, как последний сын уходит из дома. Сел на вечерний почтовый поезд, вагон был полупустым. Долго не спал, курил и смотрел в окно. Неизвестно, что меня ждет завтра, на тот момент терять было нечего.

Поезд прибыл в Ленинград 26 мая 1934 года около пяти часов утра. Было светло, как днем. Наступили белые ночи. Вышел я из Московского вокзала и спросил у дворника, поливавшего из шланга тротуар, как пройти на набережную Лейтенанта Шмидта.

«Иди прямо по Невскому проспекту, а потом повернешь по набережной налево», – ответил он и показал на широкую улицу, в конце которой блестел золотой тонкий шпиль. Пошел по указанной улице, но Невского проспекта не нашел. На домах увидел таблички с надписью «Проспект 25 Октября». Спросил у другого дворника: «Где же находится этот Невский проспект и как пройти в Военно-морское училище?» Тот с недоумением посмотрел на меня и, видимо, поняв, что перед ним «деревня» объяснил, что Невский проспект и проспект 25 Октября – это одно и то же, а идти нужно так, как сказал первый дворник. Двинулся дальше, рассматривая здания и улицы большого города. Торопиться было некуда. Добрел до Дворцовой площади. По гранитной набережной мимо Медного всадника дошел до моста Лейтенанта Шмидта, перешел по нему через Неву и наконец оказался у дверей училища. Вышедшему по моему звонку дежурному объяснил, кто я такой и зачем явился. Он сказал, что приемная комиссия находится в Экипаже и растолковал, как туда пройти.

Здание Крюковских казарм, в которых находился Флотский экипаж. В настоящее время в этом здании находится Центральный военно-морской музей имени императора Петра Великого

Постояв полчасика на ступеньках набережной около памятника первому русскому мореплавателю вокруг света адмиралу Ивану Федоровичу Крузенштерну, доел последний кусок хлеба и пошел искать Экипаж. Им оказалось большое старинное здание из красного кирпича, обращенное фасадом на площадь Труда, а тыльной стороной на набережную реки Мойки.

В Экипаже меня зачислили в группу кандидатов на поступление в Военно-морское училище и велели ждать. В полдень накормили обедом, вечером ужином, показали койку со свежим постельным бельем. Табак в кармане у меня еще был, можно покурить. Через пару дней закончилось формирование групп, и нас отправили в казармы на набережную канала Грибоедова для сдачи экзаменов. Медицинскую комиссию прошел без проблем. Небольшое плоскостопие правой ноги от чрезмерных нагрузок на работах в депо врачи не заметили.

Экзамены сдавали ежедневно. Мои оценки были неутешительными: алгебра – 2, геометрия – 2, тригонометрия – 1, физика и химия – 2, русский язык – 4, обществоведение – 5.

Экзаменовали по программе десятилетки, а я закончил только семилетку и школу ФЗУ. Многие разделы физики и математики в нашей сельской школе вообще не изучали. Нависла угроза бесславного возвращения домой. На мандатной комиссии, которая проводила отбор кандидатов по морально-политическим качествам, мне задали несколько вопросов с целью уточнения классового происхождения и моих политических взглядов. В этом отношении у меня все было благополучно. Происходил из рабочей семьи. Недолго, но поработал на железной дороге, был комсомольцем, участвовал в работе первичной комсомольской организации. Высокая оценка по обществоведению и рабоче-крестьянское социальное происхождение свидетельствовали о том, что политику партии и правительства я понимал правильно. В конце разговора члены комиссии потребовали у меня обещания в течение двух месяцев ликвидировать пробелы в знаниях. С радостью пообещал наверстать пропущенное и был зачислен на первый курс училища условно. Предупредили, если двойки не исправлю переведут на подготовительный курс, где в течение года придется повторять школьную программу.