Георгий Васильев - Годы. Мили. Судьбы

Одновременно с проведением сплошной коллективизации был выдвинут лозунг о ликвидации кулачества, как класса. Официально под словом «кулак» понимался деревенский эксплуататор, использовавший в своем хозяйстве наемную рабочую силу. Раскулачивали зажиточных и средних крестьян, имевших благодаря упорному изнурительному труду крепкие, преуспевающие хозяйства. Местным органам советской власти предоставлялось право выселять кулаков в районы Дальнего Севера или в Сибирь. У них конфисковывали все средства производства (скот, машины, инвентарь) и передавали колхозам. По железной дороге на Север, в неизвестные края, шли составы товарных вагонов с решетками на окнах и замками на дверях. На поездных площадках дежурили красноармейцы с винтовками. Вывозили раскулаченных. Тех, кто не попадал под категорию «кулака» по имущественному положению, но сопротивлялся вступлению в колхоз или вел разговоры против коллективизации, называли «подкулачник» – человек, «льющий воду на мельницу классового врага». Их тоже раскулачивали и выселяли из деревень. С 1930 по осень 1932 года было раскулачено и выселено 240 757 семей. Сколько трудолюбивых и крепких крестьян покинули деревни и скрылись в городах, никому не известно. Запись в колхоз проходила тяжело, болезненно, вызывала моральные и физические страдания крестьян. Мужик не хотел отдавать свое имущество, нажитое десятилетиями тяжкого труда, неизвестно кому и непонятно зачем. Чтобы заставить крестьянина написать заявление о вступлении в колхоз, каждый вечер в деревнях проводили бесконечные собрания. Уполномоченные представители партийных органов произносили длинные речи, уговаривали крестьян, соблазняли прелестями коллективного труда. Одновременно они угрожали раскулачиванием, лишением избирательных прав. Выбирай, что лучше – жить в своем доме, ничего не имея, или жить в бараке в северных лесах, тоже ничего не имея. Угрозы раскулачить не были пустыми словами. По существовавшим понятиям, кулаков в нашей деревне не было быть не могло

Агитационные плакаты времен коллективизации

Обработка небольших наделов земли наемного труда не требовала. Тем не менее две семьи, выехавшие из деревни на хутор в 1925–1926 годах и своими руками раскорчевавшие под пашню участок леса, были раскулачены и сосланы на Север. Через год паренек одной из этих семей появился в деревне и немедленно исчез. Судьба их неизвестна. Рев стоял над деревней, когда сводили скот на один двор. Мычали коровы, блеяли овцы, рыдали хозяйки, прощаясь со своими «кормилицами». В марте 1930 года в газете «Правда» появилась статья И. Сталина «Головокружение от успехов». В ней разъяснялась линия партии о коллективизации, подчеркивался принцип добровольности при вступлении в колхоз. «Обобществление всего имущества крестьян является „перегибом” местных органов власти в проведении линии партии», – говорилось в статье. Был опубликован «примерный устав сельскохозяйственной артели», в котором предусматривалось оставить во владении колхозника приусадебный участок, одну корову, несколько овец и птицу. Стало жить немного легче. Тревожные разговоры, озабоченность родителей, соседей и знакомых, нас, подростков, не беспокоили. Мы с чистой душой приняли образ недалекого светлого будущего социалистической деревни. Верили, что все будем равны, поселимся в теплых, светлых домах с электричеством, как изображалось на плакатах в избе-читальне. Хлеба и пищи у каждого будет сколько хочешь. Не надо будет в жару, холод и осеннюю слякоть работать в поле, в лесу, вязнуть на разбитых, грязных дорогах. Все будут делать умные машины.

Лето и осень 1930 года я работал в колхозе вместе с матерью. Жители Малой Дубровки трудились в одной бригаде на виду друг у друга. Результаты работы каждого были видны в конце дня. Мы равнялись на соседа-колхозника, а он не очень спешил встать пораньше и сделать побольше. Колхозники, так называли тех, кто трудился в колхозе, начинали и заканчивали работу одновременно. В течение рабочего дня делали один перерыв на обед и перекур. Молодежь трудилась добросовестно, старалась изо всех сил. Руководители колхоза пытались организовать общественное питание. Во время сенокоса мы съели старого мерина (коня), ранее принадлежавшего тетке Агафье. На этом колхозный общественный фонд питания был исчерпан.

Степень трудового участия каждого работника определял бригадир. Мера оплаты труда исчислялась в так называемых трудоднях. Бригадир ежедневно проверял объем выполненной работы и в конце месяца каждому колхознику начислял трудодни. После сбора урожая колхоз отдавал государству обязательную норму зерна, которая определялась районным исполнительным комитетом. В народе это называлось «выполнить первую заповедь». Часть собранного урожая оставляли в колхозе на семена, для посевов нового урожая в будущем году. Все, что оставалось, делили между колхозниками по числу выработанных трудодней. Причитавшийся нам заработок за все лето работы в колхозе мы получили осенью. Оказалось, этого зерна нашей семье на год не хватит. Нависла угроза полуголодного существования.

Стали думать, как жить дальше. Продолжать работать в колхозе тяжело и непрестижно. Я имел семилетнее образование и решил уйти из колхоза. На завод не принимали по возрасту – слишком мал, но можно было устроиться на железную дорогу. Для этого необходимо было пройти обучение в школе ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) и после успешного завершения учебы получить хорошую профессию. Железнодорожников обеспечивали рабочей продовольственной карточкой, по которой ежедневно выдавали 800 граммов хлеба. В то голодное время в каждой семье главным и основным продуктом был хлеб, позволявший не умереть с голоду и выжить. Как он выращивается и добывается, от чего зависит качество и количество урожая, я прочувствовал на своей шкуре за год работы в колхозе. Работникам железной дороги независимо от урожая, непогоды и других факторов 800 граммов хлеба выдавали каждые сутки. Люди, приезжавшие в наши места на поездах, скупо рассказывали о голоде в южных районах страны. Местные рабочие и железнодорожники едва сводили концы с концами благодаря получаемому по карточкам хлебу, также выручали овощи со своих огородов, грибы и ягоды, собранные в лесу. Я не знал ни одной семьи в наших краях, где кто-нибудь умер от голода в эти трудные годы. В статье А. Орлова «Тайная история сталинских преступлений», опубликованной в журнале «Огонек», № 46, 47 и 48 за 1980 год, утверждается, что в годы коллективизации (1931–1934 гг.) в нашей стране умерли голодной смертью от 3 до 3,5 миллиона человек. Достоверность этих данных на совести автора, бывшего высокопоставленного работника НКВД, сбежавшего в 1938 году в США. Настоящая его фамилия Лев Фельдман. Первая профессия