Георгий Васильев - Годы. Мили. Судьбы

Я хочу рассказать или спеть, как приходится горемычному из зарплаты выписывать треть.

Первым парнем на деревне был гармонист. Где гармонист – там и молодежь. Встречались среди них талантливые музыканты-самоучки, но больше было посредственностей, пиликавших всю жизнь две-три мелодии. Под гармонь пели, плясали, отмечали праздники, провожали в солдаты, справляли свадьбы.

Гармонь, гармонь!

Родимая сторонка!

Поэзия российских деревень!

Балалаечники не пользовались такой широкой популярностью, но и они были нужны. К ним относились бережно, лучше балалайка, чем ничего.

Из революционных праздников рабочие завода торжественно отмечали день 1 Мая – День международной солидарности трудящихся. На площади у заводской школы сколачивали из досок трибуну, собирались люди с красными флагами. В четвертом классе нас водили на митинг. Школьники несли плакат из красной материи с нарисованным бронзовой краской восходящим солнцем и надписью: «И пусть под знаменем науки союз наш крепнет и растет!»

Одноногий Колька Малышев в кожаной куртке с наганом на ремне произносил речь, призывал до конца уничтожить «гидру контрреволюции», дать по морде лорду Керзону и всем дружно бороться за победу мировой революции.

Зимой 1924 года умер Ленин. В классе установили его портрет в черной рамке с надписью «Ленин – вождь мировой революции». Учеников отпустили домой раньше, до окончания занятий. Мы на улице, как обычно, не задерживались, бегом домой в тепло на печь. В вечерних сумерках, в морозном воздухе долго слышались гудки завода и остановивших движение поездов.

Во второй половине 1920-х годов деревенские жители мало знали о событиях, происходивших за пределами своей волости. Сведения из внешнего мира приносили люди, где-то побывавшие. Газету «Беднота» и журнал «Лапоть» получал только председатель сельсовета В. Осипов. С 1929 года стал выписывать газету мой старший брат Игнат.

Журнал «Лапоть»

В 1927 году коммунист Санька Алексеев установил около дома два высоких столба с протянутой между ними медной проволокой – антенной. В доме у него стоял небольшой ящичек с двумя наушниками, в которых слышалась человеческая речь. Несколько раз нас, мальчишек, пустили послушать передачу.

«Говорит Москва! Слушайте радиостанцию имени Коминтерна!» – раздавалось в наушниках. Это было первое радио в наших краях. До сих пор стоит в Москве на Шаболовке башня инженера Шухова, первая длинноволновая широковещательная радиостанция. Через несколько лет по неизвестной причине Санька застрелился, возможно, из-за принадлежности к троцкистам. В конце двадцатых годов появилось кино. Его привозили на телеге, запряженной хилой лошадкой. Сеансы проводили в школе, за просмотр зрители платили по 10 копеек. Электричество для аппаратуры вырабатывала динамо-машина, которую поочередно крутили два человека. За это они смотрели кино бесплатно. По инициативе и под руководством Афони Горбатого (А. Никандрова) несколько парней организвали постановку пьес. Для спектаклей сначала приспособили конюшню на Красной даче, потом вырубили одну стену в Белой даче и пристроили к ней уродливое помещение на столбах – сцену. Зрительным залом стала большая комната, раньше служившая гостиной. Через некоторое время организаторы охладели к театральному искусству, а дачу местные жители растащили. Кому-то понравилась мраморная ступень крыльца, кому-то планки паркета, кому-то керамические трубы из мелиоративной системы. Книги из Белой дачи вынесли еще раньше не из-за их содержания, прельщали красивые кожаные корешки переплетов.

Стекольный завод увеличивал выпуск продукции, требовалось больше рабочей силы. На работу приезжали люди из других поселков и городов, потянулась на завод молодежь из окрестных деревень. Часть рабочих поселилась в заводских домах, некоторые жили во вновь построенных бараках. Несколько семей разместили в Красной даче. Наиболее сильные и энергичные семьи строили свои дома, заводили подсобное хозяйство – огород, свинью и корову. Появилось в наших краях новое животное – коза. Большинство рабочих семей имели средний достаток. Жили неторопливо, спокойно, без скандалов. Растили детей, ежедневно на заводе отрабатывали смену – восемь часов. Гордились своей профессией, ценили рабочее место и членство в профсоюзе. Членов профсоюза принимали на работу в первую очередь. В одной из дач, недалеко от центра поселка, открыли заводской рабочий клуб. Время от времени в нем выступали приезжие артисты, местная самодеятельность и «синеблузники» – агитбригады. Открылась пивная. Каждую субботу в четырнадцать часов на заводе заканчивалась рабочая неделя и выдавали зарплату. Рабочие, не обремененные семьями, и те, у кого семейные узы были слабоватыми, собирались в пивной.

А в советской пивной так красиво, с бубенцами играет баян.

Пили пиво производства ЛСПО (Ленинградский союз потребительных обществ). Пили много, по шесть–двенадцать бутылок на человека. В трехстах шагах от пивной, в Веселом переулке, бывший борец-профессионал Липонин, человек могучего телосложения, торговал водкой по 40 копеек за бутылку. Подвыпившие посетители пели песни: «Стаканчики граненые упали со стола…», «Кирпичики». Пели все, даже безголосые мужики, в любом состоянии и те, у которых язык уже не ворочался. На другой день хвастались, кто и сколько выпил. По утрам искали, чем поправить больную голову. Постепенно от выпивок в праздники перешли к еженедельным застольям с получки. Население привыкало к пьянству. Сдерживающих факторов не было. Появились признаки алкоголизма. Больше всех в пьянстве отличались рабочие завода Васька Дорофеев и Ванька Бреда. К ним сельчане относились, как к пропащим людям. Однажды на сцене клуба участниками самодеятельности была исполнена частушка: «В понедельник или среду, может быть, и ранее, Дорофеев вызвал Бреду на соревнование…» Присутствующим было понятно о каком соревновании шла речь. Однако ничего не изменилось.

Во второй половине двадцатых годов наша большая семья начала распадаться. Старшие дети выросли, поступили на работу, стали независимыми. Они жили, как им нравилось. Отец заболел, и в 1925 году его уволили с железной дороги. В сельском хозяйстве работать не мог, а привычка управлять хозяйством осталась. С утра до вечера он ворчал, ругался, выражая недовольство образом жизни детей. Все чаще и чаще ссорился со старшим сыном. Ругательства с упоминанием Господа Бога и всех святых стали обычным явлением. От неурядиц больше всех страдала мать. Первой из дома ушла сестра Матрена, вышла замуж за Ваську Кудряшова из деревни Анисимовка, гармониста, красавца, кумира девушек окрестных деревень. Ее семейная жизнь не сложилась. После смерти первого ребенка заболела и через год скончалась. Старший брат Игнат перешел работать на стекольный завод. Женился на работнице завода Насте Шальновой и ушел жить к ней.