Владимир Шигин - Калиакрия (Собрание сочинений)

Настала зима и Суворов велел скалывать лед у берега Кинбурнской косы, чтобы турки не могли атаковать по льду. Однако впечатление от разгрома было столь велико, что турки, ни о никаким нападении в течение всей зимы даже не помышляли.

За это время на оконечности Кинбурнской косы по приказу Суворова были возведены две укрепленные батареи на тринадцать и шесть орудий. Батареи эти отныне контролировали вход в лиман. Пройдет несколько месяцев и эта инициатива Суворова принесет свои плоды.

Артиллеристов Суворов велел усиленно приучать к скорой пальбе, но исключительно для проворного заряжания, а против неприятеля стрелять редко и метко.

Быстрому батальному огню он обучал и пехоту, но опять-таки только для быстрого заряжания, так как в бою такой огонь опаснее своим, так как много пуль идет на ветер, и неприятель ободряется. «Оттого пехоте стрелять реже, но весьма цельно, каждому своего противника, не взирая, что когда они толпой… При всяком случае наивреднее неприятелю страшный ему наш штык, которым наши солдаты исправнее всех в свете работают».

На зиму Суворов остался в Кинбурне. Здоровье его поправлялось медленно. Первые месяцы он часто терял сознание от слабости. Через четыре месяца бок еще болел, и нельзя было в правой руке держать поводья. Это, однако, не помешало однажды проскакать ему за шесть дней 500 верст верхом и быть в отличном расположении духа.

Ближе к весне к Очакову двинулась вся Екатеринославская армия. Место главного сражения будущей кампаний, таким образом, определилось.

Что касается турок, то Бекир-паша с оставшимся флотом, который недосчитал шесть десятков судов, уныло вернулся в Буюк-Дере. Проход эскадры по проливу сопровождался истошными криками и воплями женщин. Прибывшие суда были в плохом состоянии и требовали починки. На их борту было много раненых. Едва же матросам разрешили сходить на берег, команды большей частью разбежались. После этого разбежались и оставшиеся в живых после побоища на Кинбурнской косе.

– Лучше отрубить головы здесь, нежели посылать нас на жертву в Черном море, где все одно смерть только мучений больше! – кричали янычары своим начальникам, убегая.

По традиции султан с визирем не стали долго искать виноватых в неудаче и к вечеру следующего дня было велено капитан-бея «задавить», что и было тут же сделано. Что касается второго виновника Бекир-пашы, то он, каким-то образом, сумел оправдаться и избегнуть казни. Опального адмирала отправили сераскиром в Варну.

Теперь вся надежда турок была на капудан-пашу. Эски-Гассан (старый Гассан) был и в самом деле личностью знаменитой. Отличился он еще в прошлую войну в Хиосском сражении и при Чесме. И хотя турецкий флот тогда был полностью истреблен, Гассан-паша заслужил славу храброго моряка и талантливого флотоводца, за что и удостоился титула «крокодил морских сражений». В последующие годы он довольно успешно боролся с греческими корсарами в Архипелаге, да и сейчас успешно правил Египтом. Среди правоверных Эски-Гассан почитался наравне с визирем. А к его мнению порой прислушивались даже больше, чем к мнению визирей, которые, в отличие от многоопытного Гассана, то и дело менялись.

Наконец, в конце октября оставив правление Египтом своему калге и новым беям, Эски-Гассан прибыл в Константинополь.

Найдя, что флот находится в крайне запущенном состоянии, Эски-Гассан собрал капитанов.

– Наш султан излишне милостив и велел отсечь всего одну голову! Я не буду столь великодушен и велю отсечь тысячу голов, но флот будет приведен в должный порядок! – заявил он им без лишних слов. И капитаны поняли, так оно и будет.

Помимо починки судов, Эски-Гассан велел строить новые.

Мастеру Лероа он сказал:

– Мне сейчас не нужны не большие линейные корабли, которых у нас и так в достатке. Мне нужны суда для высадки войска в Крым!

– Сколько вам надо таких судов? – спросил опытный мастер.

– Сто! Кроме этого мне нужно сорок плоскодонных канонерских лодок с большими пушками!

– О, великий адмирал собирается высаживать армию на русские берега! – покачал головой француз.

– Я собираюсь стереть в порошок тех, кто посмел обнажить свой меч на величайшего из всех падишахов! – сдвинул брови старый Гассан. Одновременно помощникам-чаушам было велено набрать 23 тысячи матросов и 60 тысяч «морского войска» – десанта.

– Но где же мы наберем столько? – развели руками удрученные чауши. – Когда и те, кто был, поразбежались!

– А где хотите! – рявкнул «крокодил морских сражений». – Ищите по тюрьмам, ловите в горах и пустынях, на рынках и в селеньях. Хватайте всякого, невзирая на возраст и звание! Ятаган моего палача остер и пощады не будет никому!

В беседах же с сановниками старый Гассан при любом удобном случае он «выхвалял визирьский план о завоевании Крыма морскими силами», а муллы, по его указанию, внушали народу, «что если турки не возьмут Крыма, то русские завладеют Константинополем, и мусульманская вера истреблена ими будет».

Тогда же были отправлены секретные фирманы ко всем имамам, с повелением увещевать молодежь от шестнадцати лет и выше, чтобы они шли на войну, так как нынешняя война особая – священная.

Всего к началу будущей кампании «крокодил» рассчитывал иметь под рукой огромный флот: 23 линейных корабля, 18 фрегатов, 4 шебеки, 4 бомбарды, 2 пакетбота, 5 кирлангичей, 50 канонерских шлюпок и 6 галер. Такой большой морской силы высокая Порта еще ни против кого никогда не выставляла.

Для улучшения управления Эски-Гассан разделил свой флот на две эскадры. Одна из эскадр под командованием патрон-бея (вице-адмирала) Челеби-капитана в составе 5 фрегатов и 10 канонерских шлюпок должна была отправиться на Белое (Мраморное) море и, практикуясь в мореплавании, оставаться в резерве. Остальные силы под началом самого капудан-паши весной должны были взять 50 тысяч десанта и плыть к Кинбурну, после взятия которого, Гассан-паша должен был отправиться в Измаил главным сераскиром и возглавить боевые действия против российских войск.

Следующий 1788 год должен был стать, по мнению старого Гассана, годом великих побед правоверных над неверными.

Уже осенью 1787 года стало очевидной большая нехватка офицеров и особенно флагманов для Черноморского флота. На Балтику рассчитывать особо не приходилось, так как там уже вовсю собиралась Средиземноморская эскадра, да и не слишком дружеские намерения шведского короля Густава Третьего заставляли держать в боеготовности еще одну эскадру. Все это вынудило Потемкина искать опытных офицеров за границей. Через кабинет Екатерины Второй он начались переговоры с контр-адмиралом Кинсбергеном, прославившимся еще в прежнюю русско-турецкую войну. Ныне Кинсберген пребывал в своей родной Голландии. По высочайшему повелению в переписку с Кинсбергеном вступил посол в Мюнхене Петерсен. Первые его реляции внушали оптимизм на скорое возвращение известного моряка на русскую службу. Последний поначалу выказывал горячее желание «посвятить себя службе всемилостивейшей государыне, представляющей ему столь лестный случай к усугублению славы, которую он уже в победоносных Ее войсках». Однако не получив назначения командующим Средиземноморской эскадрой, на которое рассчитывал, Кинсберген сразу же наотрез отказался идти на русскую службу, сославшись на семейные обстоятельства.