Ольга Погодина - Остров Беринга

«Отец справился тогда. Он справится с любой бурей!» – с отчаянной гордостью думал Лорка. Пару раз крен был так силен, что его сбрасывало с койки. Позеленев, матросы один за другим поднимались на палубу, якобы «поглядеть». Самойлова-таки вырвало, и в кубрике повис кислый запах блевотины. О еде все и думать забыли, хотя не ели с самого утра.

Озябшие, измученные, в кубрик ввалились вахтенные матросы, – этим, в отличие от остальных, было наплевать на то, что происходит наверху. Свалив в кучу мокрую одежду и вяло ругаясь, они буквально попадали на свои койки, и провалились в сон. Из их неохотного бурчания Лорка понял, что шторм разыгрался не на шутку и раньше рассвета подойти к берегу не удастся.

Утро пришло таким же неуютным и туманным. На парусах и реях повисли крупные капли воды, «Святой Павел», шедший в полукабельтове, был совершенно не виден, если бы не горящие на его носу и корме огни.

«Эх, что за напасть? – Лорка, выбравшись на палубу, с тоской глядел назад, где, по его мнению, за сплошной стеной тумана должен был быть берег. – До берега-то ведь рукой подать!»

Люди были смурны и угрюмы. Собравшись вечером в кубрике, они, против обыкновения, не перекидывались шутками, не обсуждали дальнейший путь. Каждый, должно быть, внутри молился: завтра, даст Бог…

Но и завтра, и послезавтра подойти к берегу не удавалось. Напрасно два корабля, точно привязанные, снова и снова кружили по неприветливому морю. Туман, пелена, серый дождь. Дважды пришлось палить из пушек, чтобы не потерять друг друга. Близость цели сводила с ума.

На третью ночь, когда ожидание уже стало невыносимым, разразилась гроза. Лорка за всю свою жизнь не видывал, чтобы такая буря, – с молниями и градом, – случалась в октябре. Впрочем, и седовласый штурман Эзельберг признался, что не видывал такого. Ледяное, ревущее море, освещаемое короткими вспышками, казалось черным, руки коченели на пронзительном ветру.

Шлюпка, поврежденная еще при проходе через пролив у мыса Лопатка, получила пробоину и начала тонуть. С сожалением командор приказал рубить трос, – наполненная водой, шлюпка делала корабль слишком неповоротливым. Лорка, как и вся остальная команда, восприняли это решение с тяжелым сердцем, – каждый знал, сколько труда выйдет новую выстроить.

– Э-эх! – корабельный плотник Савва Стародубцев не сдержался, зло бухнул кулачищем о колено. – Проклятая жизнь! Сколько сил впустую! Для той шлюпки ведь каждый гвоздь пришлось уже здесь, в Охотске, выковать! Кузню строили – в холода, в грязь! Железо с самого Якутска тащили! Доски для нее сам, вот этими руками выглаживал! И вот для чего! На дно!

Командор распорядился вдвое сократить привычные вахты и зарифить все паруса, чтобы сильный зюйд-вест [15] Зюйд-вест – юго-западный ветер. не унес корабли от берега.

Буря продлилась три дня, показавшиеся измученным морякам вечностью. Однако на четвертый день, третьего октября, ветер начал стихать. Берег они давно потеряли из виду, и по полученным счислениям выходило, что их отнесло от побережья Камчатки. Чудо еще, что «Святой Павел», потерявшийся было в грозу, наутро подал сигнал и сумел удержаться в пределах видимости.

Обрадованные хотя бы этим, моряки повеселели. Да и ветер переменился на попутный, обещая быстрое возвращение. Развернувшись, оба корабля пошли под парусами. Небо посветлело, облака не висели уже над головой, точно саван, и кое-где в них уже слабо угадывалась голубизна.

5 октября к вечеру со «Святого Павла», теперь шедшего впереди, бухнула пушка: земля! Подойдя ближе, Лорка узнал приметный мысок в форме утиного носа: здесь они уже проходили за день до того, как лег туман. Уже близко!

Он не спал всю ночь, ворочаясь на узком топчане и молясь: только бы к утру разъяснило!

Едва пробили склянки, полез на палубу: ясно! Солнце еще не взошло, но восток посерел, и в небе над головой холодно и ярко мигали звезды. За штурвалом стоял сам командор. Лорка подошел ближе, опасаясь спрашивать: Иван Иванович последние дни казался вовсе не здоров.

Но вот в предрассветном сумраке на корме «Святого Павла» мигнул огонек.

– Чириков подал знак! Авачинская бухта по курсу!

– Идем на берег! Идем на берег! – раздались радостные крики.

Команда высыпала на палубу, жадно вглядываясь.

Солнце взошло, и в розоватом свете утра Лорке наконец удалось разглядеть долгожданную цель.

Неширокие, сажен трехсот, ворота вели в пролив с обрывистыми берегами, за которыми виднелся величественный, покрытый ослепительно блестевшим снегом конус огромной горы. У самой воды берег то круто обрывался в море, то рассыпался узкими косами и торчащими из воды зубцами скал. Поскольку довольно сильно похолодало, берега и редкие деревья были покрыты инеем.

– Красота, – выдохнул рядом с Лоркой Овцын. Его лицо светилось.

Пролив на несколько миль вел в глубь материка. Ветер стих почти совершенно, однако течение продолжало неспешно подгонять корабли, и вот один за другим они мягко подошли к берегу.

– Место-то какое чудное! – Овцын окинул бухту оценивающим взглядом. – Да тут двадцать кораблей встать на рейд могут! К берегу без якорей можно подойти! От ветра защита скалами, от волн – проливом! Тут, я тебе скажу, наилучшее для порта место! И, бьюсь об заклад, здесь русскому порту быть!

– Эт-то еще кто?! – Савва Стародубцев ткнул Лорку локтем. – Глянь-ка, Лаврентий Ксаверьевич, не знаком ли тебе оный фрукт? Ты у нас от самого Петербурха в экспедиции, всяких птиц заморских повидал. А уж этого, раз узрев, вовек не забудешь!

Лорка, уловив в густом басе Саввы не только издевку, но и изумление, тоже прилип к узкому окошку.

А зрелище и в самом деле было необычайное.

По колено в непролазном снегу, выпавшем в одну ночь после вчерашней метели, с трудом вытягивая из него длинные худые ноги в высоких сапогах, шествовал на редкость несуразный человек с длинным немецким лицом, в очках и волочащейся за ним распахнутой камчадальской камлее [16] Камлея – ительменская шуба до пят на оленьем меху. . Парик его был необычайно грязен, но замызганная косица все же топорщилась из-под пышной шапки в довершение к свисавшим на уши песцовым хвостам. В одной руке диковинный иноземец держал, точно скипетр, моржовый клык, а в другой – череп тюленя. За ним поспешал коренастый якут, обвешанный невероятным количеством различных шкурок и еще двое русских в кухлянках: в здешних местах камчадальская одежда из оленьей кожи наиболее удобна.

– А-а! – Лорка заулыбался. – Это же адъюнкт [17] Адъюнкт – лицо, проходящее научную стажировку, помощник профессора. Стеллер! Не думал я, что ему удастся нас догнать!