Ольга Погодина - Остров Беринга

С офицерами из штаба Беринга, впрочем, Стеллер не сошелся, несмотря на то, что и обликом своим, и манерами все же выделялся над простыми людьми, да и присвоенное Берингом звание судового врача, казалось бы, должно было оному сближению способствовать. Видимо, все-таки был для них Стеллер слишком странен, а пристрастие его к вещам несущественным – скажем, камчатским насекомым или камчадальским сказкам, – делало его в глазах многих «не от мира сего».

Лорке, однако, было чудно и интересно узнавать от причудливого немца всякие истории, а знал Стеллер столько, что и на троих бы хватило. Савва Стародубцев тоже оказался из любопытных, крепко сдружился с ученым, и теперь много свободного времени они проводили втроем. Чаще всего Стеллер с Саввой спорили, а Лорка слушал:

– Медведя олюторские коряки ловят чудно, – заводил историю Стеллер. – Найдут кривое дерево, да на него вешают приманку с петлей навроде дыбы. Медведь, завидя приманку, на дерево залезет и в петлю попадет, да так и удавится.

– Бабьи сказки! – кривился Савва. – С ружьецом или стрелами на медведя – это можно. С берлоги собаками поднять – так я сам хаживал, и непростое это дело, доложу я вам. Я-то с ружьецом, а вот мужики под Красноярском, случалось, и по старинке, на рогатину подымали. Силища тут нужна агроменная! Но поймать медведя в силок, как зайца, – это, герр, тебе турусы развели… [20] Развести турусы (стар.) – обмануть.

– Ты, Савва, здешнего медведя видел? А? Отвечай! – кипятился Стеллер. – А он тут от сибирского наотличку, уж ты мне поверь. И нравом боязливей, и поменьше. А по деревьям лазать мастак!

– Ну-ну, – хмыкал Савва. – Бывалый ты человек, я посмотрю. Однако ж, я думаю, вряд ли в одиночку на своего пугливого медведя пойдешь.

– Не пойду, – ничуть не обидевшись, засмеялся Стеллер. – Сказывают, что здешние медведи, хоть и пугливы, а на одиноких путников напасть могут. Даже костер им не помеха. Казаки бают, случалось им видеть, как медведь, чтобы к костру подобраться, вначале в воду залезал, а потом в таком мокром виде на костер шел и тушил его!

– Это ты, герр, снова врешь, – качал головой Савва. – Потапыч, хоть и хитер, а все ж зверье неразумное!

– Христом Богом клянусь – от людей сведущих да не речистых слыхивал! – широко перекрестился Стеллер.

– Ну, раз так, тут должно, без колдовства ихнего языческого не обошлось. – Савва тоже перекрестился. – В здешних краях это сплошь и рядом. Шаманят, камлают то бишь и якуты, и ламуты. Иногда жуть берет – сколько раз слыхивал, что-де, шаманы-то и кровь младенческую пьют, и девиц умыкают…

– Здешние, ительменские, не таковы, – задумчиво сказал Стеллер. – Здесь, можно сказать, к шаманам мало почету. В Большерецке случалось пару раз шаманов видывать – они вместе с остальными и ясак [21] Ясак – дань с коренного населения Сибири. платили, и на охоту ходили. Разве что на охоту их стараются брать, – вроде как на удачу. Бабы здешние и вовсе камлают часто – много среди них лекарок да повитух.

– Эхма, темнота, – вздохнул Савва. – Там и гибнут в невежестве языческом…

– Шаманы их считаются токмо за посредника, – продолжал Стеллер. – Это все равно как вестового к ихнему идолу отправить.

– Главное – что в письме, а не кто его принес, что ли?

– Не так. Главное – это сколько людей за больного, скажем, помолиться пришло. Камчадалу далеко от селищ своих не ходят, слыхал?

– Слыхал! – кивнул Савва. – Все так говорят. Чудные люди.

– А вот потому и не ходят! – Стеллер назидательно поднял указательный палец. – Это чтоб далеко от становища не оказаться. Придет беда, случится что – сразу домой мчат. Там все вокруг больного или раненого в кружок соберутся и шаманку кликнут. Вот шаманка попрыгает кругом, идолам покричит: вот-де, сколько народу собралось, просим тебя покорно за такого-то и такого-то! Потому чем больше народу просит, тем колдовство считается вернее!

– Темнота! – махнул рукой Савва.

– А может, и есть в том зернь разумного, – задумчиво сказал Стеллер. – Взять, скажем, веру христианскую. Разве ж не тем монашество сильно, что за нас, грешных, Господа нашего о покаянии молит?!

– Типун тебе на язык, герр! – вскинулся Савва. – Это ж какое сравнение провел, нечестивец! Разве ж можно сравнить Господа нашего Иисуса Христа с поганым идолом камчадальским?

– А я и не их сравниваю, – рассеянно сказал Стеллер. – Сравниваю я то, что чужая мысль и молитва может человека в беде укрепить. Камчадальская вера, стало быть, сродственных уз требует, а христианскою молитвой можно и человека незнакомого, и далекого выручить.

– Истинно так, – важно кивнул Савва. – Камчадальское идолопоклонство суть сплошное заблуждение! Однакось церкву новую в Петропавловском остроге заложили уже, к Пасхе уж, я чаю, освятят. Покрестят скоро – и забудут свою дремучую ересь, как миленькие.

– Да я не о том, Савва, – раздраженно отмахнулся Стеллер. Он явно продолжал додумывать какую-то свою мысль, морщил лоб в мучительном усилии. – Я вот думаю, в чем же тут разность? Случается и камчадалам чудом Господним токмо людей лечить. Как-то стрелец наш в одного из них, не в меру любопытного, по осени пищаль разрядил. Осколком тому кровь отворило, фонтаном шла. Раны такие я в Данциге видывал, люди кровью истекают моментом. Так вот, сам я видел, как сели оне в круг вокруг своего истекающего кровью собрата. И, – Господом клянусь, – кровь у того течь перестала. Они, значит, рану мхом приложили, а наутро на месте том ни следа воспаления не осталось, сукровица одна. Через три дня камчадалы с места снялись, – пошли в свое становище, – и раненый тот ушел с ними на своих двоих!

– Колдовство! – присвистнул Савва.

– Может, и впрямь колдовство, – согласился Стеллер. – А, может, дело-то как раз в любви человеческой, коя нас, людей, от зверья и отличает. Может, это она-то столь угодна Господу, что, узрев ее в самых последних поганых язычниках, он и им свою милость являет?

Лицо его разрумянилось, глаза загорелись.

– Тебе, герр, с такими-то речами токмо на паперть проповеди читать, – хмыкнул Савва. – Ужо как складно выходит, а, Лорка!

Лорка только кивнул. Он с трудом поспевал за ходом мыслей Стеллера, да и все эти рассуждения, признаться, его не слишком волновали.

– Ты, Савва, не смейся, – сурово сказал Стиеллер. – Прав я или нет, а вот ты скажи: хотелось бы тебе в свой смертный час, чтобы за душу твою все, кто тебя знает и знал, разом помолились?

Савва посерьезнел, опустил голову:

– А как же… От того душа легка-легка становится, аки перышко, от грехов освобождается и прямо к Царице Небесной на колени летит…

– Вот то-то, – удовлетворенный ответом, кивнул Стеллер. – Значит это, что дело все же не токмо в вере твоей. Друг ли, мать ли, жена, – кто мы без наших близких, без уз любви нашей? И в узах тех, разумею я, есть сила магическая.