Константин Давлетшин - Главная роль

На «Тавриде» не растерялись, поприветствовали царя-батюшку как положено. Молодой мичман, командир первой башни, так торопился выразить самодержцу свои верноподданнические чувства, что трёхорудийно пальнул в императора пробками! Да-да, теми самыми пробками, которыми закрывают стволы орудий от воды и соли! Одна пробка упала в воду, вторая сбила верхушку мачты царской яхты, а третья приземлилась царю прямо под ноги! На яхте все оцепенели от страха.

Увидев, что по царю открыли огонь, молодой и горячий командир «Донского казака» лейтенант Ильин-четвёртый, сразу сыграл «боевую тревогу» и бросил свой миноносец на перерез «Тавриде», намереваясь прикрыть собой царя, одновременно обстреливая броненосец. И даже несколько раз попал! Правда «Тавриде» его снаряд, что слону дробинка, бронированный борт и не такие удары выдержит!

Царь с минуту стоял молча, потом злобно пнул ногой пробку за борт и передал через сигнальщика: «Казак, огонь прекратить! Таврида, благодарю за салют! Оценка за стрельбу – отлично. Поднимаюсь на борт. Встречайте!».

На броненосце прекрасно видели, что выстрелили пробками и уже мысленно приготовились к каторге. Да, за такую стрельбу одна награда – каторга, причём для всех: от командира до последнего трюмного матроса!

На борту царь не стал слушать рапорт вахтенного офицера, раздражённо отмахнулся, приказал распустить команду по местам и подозвал к себе старшего на корабле – командующего флотом.

– Ну, что, сударь, скажите в своё оправдание? – царь с трудом сдерживал гнев.

Адмирал не успел и рта открыть, как вперёд вышел командир броненосца – князь Голицын.

– Ваше величество, – произнёс он спокойно, так, словно обращался к равному, – это МОЙ корабль, и за всë, что происходит на его борту, отвечать мне одному.

Царь сначала очень удивился такой наглости, но вспомнив, что Голицыны в дворцовой иерархии стоят сразу за Романовыми, а учитывая их заслуги перед государством, то почти ровня, смягчился.

– Полноте, вам, Иван Иванович, давайте пройдёмся, доложите мне, что на ВАШЕМ корабле творится.

О чём они говорили никто не слышал, но царь из всех причастных наказал только одного человека – князь был разжалован в рядовые матросы сроком на три года. С сохранением всех наград и жалования командира корабля. На этом дело о стрельбе в царя было закрыто, официального следствия не проводилось.

Командир «Донского казака» лейтенант Ильин-четвёртый был лично награждён царём золотой саблей и повышен в чине. Потом он честно служил на флоте и дослужился до командира линкора «Петропавловск». После революции перешёл на сторону Советов, но во время Кронштадтского восстания 1921 года был зарезан пьяным матросом.

До Японского моря добрались без приключений, если не считать небольшого пожара в носовом шпилевом отделении. Нашлась всë-таки сволочь среди матросов, заныкала водку и напилась, заодно подпалив окурком старые канаты. Нарушитель «сухого закона» сначала был избит своими, а потом командир в первом же порту ссадил его на берег и передал русскому консулу. Разжалованный матрос с видом брошенной собаки бегал по причалу, молил взять его обратно на борт, хватался за швартовый канат, рыдал в голос и обещал погибнуть в первом же бою. Песков был непреклонен.

На подходе к Порт-Артуру Песков приказал поднять из трюмов весь груз и разместить его на верхней палубе, разделив на плавучий и неплавучий. Плавучий связали между собой цепями и канатами, а неплавучий разложили напротив шлюпок и плотов.

К крепости подходили поздним вечером, держась как можно ближе скалистого берега. На внешнем рейде скучали на якоре два японских миноносца. Подойдя ближе и поняв, что японцы его заметили, Песков приказал поднять флажный сигнал «испытываю неполадки с машиной, разрешите войти в гавань». Японцы ответили сразу: «застопорить машину, приготовить судно к досмотру».

– Полный вперёд! – закричал Песков в машинное отделение, а сигнальщику, – ответь им: «не разберу ваш сигнал, повторите».

На японских кораблях начали спешно выбирать якоря, разводить пары и разворачивать башни в сторону «Тамбова», но, видимо полной уверенности у них ещё не было, поэтому сигнал повторили.

– Сигналь обратно: «управляюсь с трудом, прошу помощи».

Тут до японцев дошло, что к чему, и место помощи ближайший миноносец выстрелил «Тамбову» перед носом, приказывая остановиться.

– Боевая тревога! – взревел Песков, – по местам стоять! Груз на шлюпки и гребём к берегу! Плавучий груз за борт! В машинном – ход не сбавлять! – А сам отодвинул рулевого и направил судно к берегу, намереваясь посадить его на мель.

Не дожидаясь команды, к орудию, широко расставив ноги, встал комендор – князь Голицын. Надвинул, как все артиллеристы, фуражку на самые глаза и, после быстрых расчётов в уме, резко скомандовал – заряжай!

Бой был короткий и бестолковый. Японцы стреляли часто, но в основном попадали в «молоко». Им, с интервалом с минуту, отвечал князь, но гораздо точнее и, похоже, добился одного или двух прямых попаданий, потому что в какой-то момент японские корабли прекратили стрелять и резко сбавили ход. Ещё бы! Князь научился метко стрелять ещё в те времена, когда никаких прицелов на пушках не было. Закатил ядро в дуло, поджёг фитиль и бабахнул в сторону врага. Издалека японцам стало виднее, и они всё же один раз попали в «Тамбов», но снаряд пробил «картонный» борт и ушёл в воду не взорвавшись.

До берега оставалось всего каких-то двести метров, как Тамбов на полном ходу наскочил на подводную скалу и распорол днище! Судно резко остановились, развернулось и завалилось на левый борт. В воду полетели люди вперемешку с грузом. Князь тоже упал за борт, но наученный горьким опытом, что лучшая спасательная шлюпка – это корабль, даже тонущий, быстро забрался обратно. Экипаж спешно перегрузил груз на шлюпки и плоты и, со всей силы налегая на вёсла, поплыл к берегу, а «Тамбов» стал медленно погружаться в воду. Пушка стояла беспомощно, задрав ствол к небу, но князь не растерялся, взял винтовку, залёг за мешками и начал свою, личную, войну с японцами.

…Утром японцы выловили из воды единственного человека – князя Голицына. Князь, проплавав на кораблях с девяти лет, похоже сам стал непотопляемым. Другого объяснения у меня нет, как князь смог продержаться в штормовом море всю ночь, не имея ничего, за что можно было бы схватиться!

На допросе князь назвался матросом Ивановым, теребя в руках старую, засаленную бескозырку доложил, что всю службу чистил картошку на камбузе и мыл посуду, поэтому, то, что интересует уважаемых господ, ему знать не положено. На вопрос, что он делал около пушки, князь с глупым видом ответил, что сам не понял, как там очутился: «все побежали и я побежал…». Странный аргумент, но сработал – Иванушка-дурачок – решили японцы, что с него возьмёшь? Японцы без особого энтузиазма продолжали его допрашивать, но князь ничего толком не сказал, ссылаясь на провалы в памяти и преклонный возраст. В конце концов он оказался в лагере для военнопленных, где сидел тихо и не высовывался.