Юрий Баранов - Позывные дальних глубин

Лишь Кузьме с Вадимом Непрядов дозволил прийти на причал, чтобы попрощаться. Напоследок они крепко обнялись, пообещав друг другу непременно писать, на том и расстались. Егор шагнул на борт судёнышка. Буксир хрипло прогудел, чихнул дымной трубой и бойко побежал по спокойной акватории гавани. А за кормой, в туманной завесе, постепенно стушевались очертания береговых строений, силуэты ошвартованных у пирса лодок и фигурки двух людей, махавших руками у самого края причальной стенки.

Знакомый берег отдалялся, и вместе с ним уходило прошлое, становясь уделом памяти. Тем не менее, за непроглядью тумана Егор будто оставлял частичку самого себя. Он ни от чего не отрекался и ни о чём не жалел. Как долго будут помнить о нём на том, оставшемся берегу, он не знал. Теперь это не имело особого значения. Да и кому он там, кроме Кузьмы с Вадимом, нужен? Хотелось обо всём забыть, и всё начать сначала. И случай такой снова ему представился. Ждал Непрядова новый экипаж и другая субмарина — скоростная и мощная, равной которой по её достоинствам пока что нигде в мире не было. Как никогда прежде Егор чувствовал обращённые к нему голоса дальних глубин. Верилось, что только там, в немой их тишине, он мог бы вновь обрести душевное равновесие и покой, забыв о всех своих земных несчастьях. Эти неведомые глубины не казались ему угрожающе чуждыми и злыми. Там навеки оставались его отец и мать. Это успокаивало и роднило с тем, что было сокрыто в бездне под килем корабля. Океан снова манил Егора к себе, и он безоглядно шёл на его всемогущие позывные.

Новую лодку Непрядов принял ещё на стапелях, когда заводские корабелы заканчивали на ней монтаж бортовых приборов и оборудования. Это был по всем статьям современный подводный атомоход, технические возможности которого поражали Егорово воображение, казались беспредельными. Прежние «дизелюхи», на которых до этого приходилось служить, не шли ни в какое сравнение с этим кораблём-красавцем, настолько совершенными и до мелочей выверенными представлялись плавные обводы его с могучего корпуса. Атомоход во многом напоминал собой гигантскую торпеду с кормовым крестообразным рулевым оперением и с возвышавшейся на хребтине обтекаемой юртой боевой рубки. Сам же сверхпрочный титановый корпус, которому под силу была километровая глубина, будто в чёрной лоснящейся перчатке втугую затянут специальным шумопоглащающим резиновым покрытием, позволяющим лодке оставаться неслышимой для чужих подводных «ушей». Поражала Егора и движительная мощь двух реакторов, в которые впряжена была лошадиная сила пятидесятитысячной конницы. А турбины выдавали на винт такую ошеломляющую подводную скорость, что впору было угнаться за быстроходным торпедным катером.

Непрядов не без гордости сознавал, что ему поручено командовать самой скоростной в мире лодкой. Её главное предназначение заключалось в активной противолодочной борьбе — в том, чтобы искать, обнаруживать и, в случае необходимости, уничтожать вражеские подводные корабли. Её смертоносные зубы состояли из самонаводящихся торпед, крылатых ракет и специальных ракето-торпед с ядерными боеголовками. Сложнейшие электронные системы позволяли с тройной степенью надёжности полностью автоматизировать управление кораблём. Этой лодкой, по сути дела, можно было бы управлять, не выходя из центрального отсека. По всем характеристикам это был подводный корабль грядущего ХХ1 века, поспешившим заявить о себе в уходящем двадцатом столетии. Поначалу, правда, у Непрядова не совсем укладывалось в голове, что на вверенной ему лодке не будет ни одного матроса. Весь экипаж полностью состоял из одних офицеров. Исключение составлял разве что корабельный кок, имевший звание мичмана. Впрочем, начинка прочного корпуса была настолько мудрёной, что без инженерного диплома здесь просто нечего было делать. Но ведь и сам Егор сподобился чести командовать таким чудо-кораблём во многом благодаря тому, что после академии умудрился-таки защитить кандидатскую диссертацию. При его назначении на командирскую должность и это, надо полагать, сыграло свою роль.

А кандидатура Непрядова утверждалась в самых верхах партийного аппарата и государственной власти — столь большое значение придавалось тем задачам, которые предстояло решать уникальной субмарине в просторах мирового океана. Словом, вместе с большими возможностями на его плечи взвалилась и соответствующая по весу ответственность. Но при этом оказывалось и полное доверие. Егор почувствовал себя как бы в ином измерении времени, когда собственные часы показывали не столько на прошлое, сколько ориентировали на предстоящее. Он весь был в предчувствии каких-то пока неведомых, но значительных событий, непременным участником которых ему предстояло быть вместе со всем экипажем. Пока же ясно было лишь одно — в перспективе маячили долгие океанские походы для выполнения особо важных заданий командования. Возможно, в ходе их не исключались и некоторые экстремальные ситуации, подобные тем, в которых Непрядову приходилось уже бывать, находя при этом оптимальный выход. Надо полагать, именно это качество Непрядова всё же оценили по достоинству, вверяя ему новейший корабль вместе с элитным экипажем.

Едва ли не самой необычной представлялась полученная им привилегия набирать экипаж целиком по своему усмотрению и под собственную ответственность, не считаясь даже ни с чьими советами и пожеланиями. Егор в полной мере воспользовался этим правом, хотя далеко не всем по вкусу пришлась такая его исключительная самостоятельность, спущенная с самого «верха».

Для начала Непрядов непреклонно заявил, что берёт к себе в старпомы, а по сути вторым сменным командиром, кавторанга Колбенева. И это несмотря на то, что Вадим к тому времени пребывал в опале, поскольку по принципиальным соображениям окончательно разругался с Широбоковым и был выведен за штат. На все доводы, что политработник из Колбенева якобы получился никудышный, следовал не менее веский аргумент, что навигатор и старший помощник он — превосходный. К тому же на столь уникальном корабле, с крайне ограниченной численностью экипажа, никто другой, кроме Колбенева, не мог бы лучше совмещать обязанности старпома и политработника. Предусмотрительным штабным «аристократам» ничего не оставалось, как дать «добро», поскольку никому не хотелось своим несогласием или особым мнением засвечиваться в верхах. А отличавшееся от других мнение Широбокова уже не имело особого значения. Оно рутинно затерялось в каких-то инстанциях.

С остальными членами экипажа было проще. Не составило особого труда перетянуть на свою лодку всех тех, кому сам Егор полностью доверял. Вторым старпомом на лодке стал Обрезков. На борту новой непрядовской субмарины оказались и вечно унылый доктор Целиков, и хитроватый одессит минёр Дымарёв, и неизбывный морской романтик и пушкинист штурман Скиба. Как раз к спуску корабля на воду подоспел механик Теренин, который переучивался в центре специальной подготовки с дизелиста на ядерщика. А радиотехническую службу возглавил старший лейтенант Пётр Хуторнов — тот самый «вундеркинд» с оттопыренными ушами, который, по выражению самого же Непрядова, рождён был гидроакустиком. Как выяснилось, он окончил ВВМУРЭ и успел уже послужить на атомоходах. Хуторнов сам разыскал Непрядова, попросился к нему в команду и по старой доброй памяти, конечно же, был зачислен в штат.