Юрий Иванов - Рейс туда и обратно

Захлопнув дверь, Русов повалился на койку. Хоть бы скорее пролетела эта ночь, отвязаться бы побыстрее от скал, вырваться из этих теснин в океан... Мутный свет луны на ковре. Ах, Тимоха, подлый ты кот! Вздохи и подвывания ветра. Легкая тень летающей перед иллюминатором ночной птицы. Впорхнула вдруг в каюту и плавно закружила над столом, креслами, диваном, над Русовым, ощутившим на своем лице мягкий и какой-то теплый взмах ее крыльев. «Ну что же ты? Лети за мной!» — услышал он голос птицы, но нисколько не удивился, а поднялся, осмотрел себя. И опять нисколько не удивился, хотя нечто странное произошло с ним: он был тем же, кем и был, Русовым Николаем Владимировичем, и вместе с тем ощущал себя птицей. Усмехнулся. Пожал плечами. Расставил руки и взмахнул ими, как крыльями. И вдруг... легко оторвался от палубы каюты... А птица скользнула в иллюминатор, она кружила над водой и звала его за собой. «До начала вахты вернусь, — подумал Русов. — Правда, опять не высплюсь, а, плевать. Когда и где еще произойдет такое?» Он взмахнул руками энергичнее и ощутил, какое легкое у него тело, как оно послушно ему... В полет же, в полет! С легким страхом — а вдруг бухнется в воду? — он будто нырнул в иллюминатор и плавно полетел над водой.

«Узнал меня?» — спросила птица, подлетая к нему. Русов взглянул в ее зеленые глаза и кивнул: узнал. Спросил: «Но почему ты — птица?» — «Уж так получилось, — ответила Гемма. — Видишь ли, «Принцесса» утонула, а я, ты ведь знаешь, была убита... Кем? Да неважно кем! И ничего тут странного нет: смерть, понимаешь, моя смерть входила в программу моих земных исследований. Надо было узнать: что же это такое, человеческая смерть, как и отчего это происходит? Видишь ли, там, откуда я прибыла, не умирают. Что? Погляди, кашалот вплыл в бухту. Ну и бревно. А как красива эта бухта с воздуха, правда?» Залитая лунным светом, бухта Хопефул напоминала собой овальный, серебряный слиток. А этот серебряный ручеек, неужели и есть тот фьорд, которым они входили в бухту?! Да как же они могли через такие узкости провести свой танкер? Ах, Жорка, молодец. Да, у него талант настоящего судоводителя.

«Так почему ты стала птицей?» — спросил Русов. Тугой теплый поток воздуха поднимался от острова, и они плыли в этом потоке, почти не шевеля крыльями. «Ах да, и не досказала тебе. Видишь ли, в мою программу входит и попытка понять, в каких взаимоотношениях состоит человек с остальным живым миром Земли. С рыбами, птицами, млекопитающими. Для нас вы все — люди, птицы, рыбы, млекопитающие — все равны перед Природой, вы все ветвь одного громадного дерева, но почему вы, люди, захватили власть над Природой? — Она замолчала, плавно скользнула вниз, Русов последовал за ней, пристроился крыло в крыло, а Гемма сказала: — Вот я и стала Черной Птицей, буду летать рядом с-судами, искать контактов с человеком». — «Смотри, будь осторожной. Бывает, ради развлечения матросы стреляют по птицам с кормы судна». — «А, ничего. Упаду в воду и стану рыбой. И поплыву следом... Или — дельфином!»

Сильный порыв ветра упруго толкнул его в грудь, Черная Птица что-то крикнула, сложила крылья и упала вниз, к воде. И Русов кинулся следом, раскинул крылья над самой водой, легко заскользил в попутном потоке воздуха.

«Тут меньше ветра, — пояснила птица. — Какой простор, правда? Когда я вырвалась из каюты «Принцессы морей», я летала, летала, летала! А потом погналась за «Пассатом». Вот все летаю, летаю и никак не налетаюсь!»

Кончики крыльев Русова касались ее головы, плеч, груди, но ощущение было такое, будто он осторожно трогает, гладит ее пальцами. Сказал: «Но все же ты будь осторожна. Не только люди убивают птиц, но и разные животные, да и сами птицы, слышишь? Сегодня: я видел, как большая Хищная Птица схватила маленького морского голубя. — И попросил: — Давай слетаем за мыс Жарден, там есть бухточка, взглянуть бы мне на нее сверху». — «Своего кота потеряли? Там он, видела я его».

Коварная бухточка. Риф справа от входа, риф впереди, его надо обязательно обогнуть, если входить в бухту... да вот же и кот! Живой и невредимый Тимоха лежал на сухих водорослях у подножия скалы. Вся его морда была в пуху, пух и перья усыпали все вокруг, ах, подлец, кажется, пингвиненка затрепал! Завидя птиц, кот лениво поднял голову и потянулся. «Иди домой! К танкеру!» — крикнул Русов, снижаясь. Кот прислушался, недоуменно покрутил башкой, не понимая, откуда исходит такой знакомый голос, чихнул и спокойно улегся, свернувшись клубком. «Вернется кот, не волнуйся, — засмеялась Черная Птица. — Летим же, летим!»

Легко взмыв над скалами, они зеленой узкой долиной направились в глубину острова. Тройка черных псов сидела на замшелых валунах, тянула морды к небу. «У-ууу-уу!» — донесся их грустный вой. Столбиками возле своих нор застыли кролики, вот сыпанули кто куда, испугались теней от птиц. О, какая высокая, заснеженная гора! Ледяным холодом пахнуло снизу, и они полетели быстрее, да вот же и северная оконечность острова. Бухты, заливы, поселочек на берегу одной из бухт. Они спустились ниже и полетели над зелеными, из гофрированного цинка крышами, над причалом, к которому прижались бортами несколько китобойных судов. Пустынно. И ни огонька в окнах... «Так ведь это же покинутый норвежскими китобоями поселок, — догадался Русов. — Ну да, двери забиты досками, и окна заколочены...»

Однако не пора ли назад? Но Гемма летела впереди него, то опускаясь к скалам, воде, то взмывая в воздух. И он летел и успокаивался: куда торопиться? Вахта не уйдет, еще столько вахт впереди, а тут такой простор, такая радость от этого удивительного полета! Какой пейзаж! До чего же сурова и величественна природа... Отвесная скала, как вздыбившаяся из земли, окаменевшая волна, оловянные блюдечки трех озер, ярко-зеленая, серебристая трава долины, одинокий, сложенный из массивных брусьев дом над обрывистым берегом. Свет в окне...

Русов открыл глаза, сел в койке, взглянул на часы: чуть-чуть вахту не проспал. Ну, дела, впервые с ним такое случилось. Залетался! Задумался. Пожал плечами. Улыбнулся: ну кто не летал в своих снах? Прислушался и тотчас забыл про свой ночной полет, Черную Птицу. Ветер усиливался.

Мутный рассвет вяло втекал в окно ходовой рубки. Заложив руки за спину, капитан ходил от левого борта к правому, останавливался, нетерпеливо взглядывал на небо, разворачивался и шагал к другому борту. Все усиливающийся остовый ветер давил в правый борт танкера, и швартовные канаты басовито гудели. Топтался в углу боцман, он то и дело поворачивался к капитану, будто хотел о чем-то попросить его, но капитан проходил мимо, делая вид, что просто не замечает боцмана. И тогда боцман ловил взгляд Русова, но и старпом не принимал этих молчаливых, отчаянных зовов о помощи.