Сергей Жемайтис - Клипер «Орион»

— Что за чепуха? Оставь, тут и без сана…

— Да нет, правда, рясу скинул, а под ей вместо его кальсонов в полоску — клеш, и фланелька, и тельняшка…

— Ладно, ладно, потом, — отмахнулся Воин Андреевич, взбегая на мостик.

Его встретил старший офицер и сказал по-английски:

— Они догадались или просто предосторожность, но держат нас под прицелом. Завтра приходят сюда еще два эсминца. Приказано нас всех снять с клипера, взять под стражу, начать немедленно следствие и закончить в два дня, включая суд.

— Спешат! И нам нельзя терять ни секунды. Сейчас уходим. У нас есть единственный шанс вырваться отсюда.

— Да, один из тысячи! Если мы первыми откроем огонь…

— Это мы и сделаем, Коля! Рубите канат! Смит?

— Я, сэр!

— Лейтенант Фелимор на судне?

— Нет, сэр, еще на подходе его сняли…

— Хорошо! Камень с сердца. Идите вниз! По местам! Боевая тревога! В рынду не бить!

И хотя все уже стояли у своих мачт, у пушек, у брашпиля, у котлов, у машины, команду подхватили боцманы и унтер-офицеры, передавая ее непривычно тихо.

«Орион» бесшумно двинулся к выходу из бухты. Его маневр заметили вахтенные на палубе миноносца. Прошла минута, пока доложили Коулу и тот поднялся на мостик. Комендоры на миноносце приникли к прицелам и, как было приказано, целились по мачтам. Ослепительно вспыхнул прожектор, и его луч стал ощупывать палубу «Ориона». Клипер казался беззащитным существом, идущим на верную гибель. Сейчас раздастся залп из всех бортовых пушек миноносца — и полетят за борт его стройные мачты. Капитан Коул детально рассчитал со своим старшим артиллеристом, как все это произойдет, в случае если командир парусника, охваченный приступом безумия, попытается снова бежать. Теперь капитан Коул ждал, пока поднимется на мостик «высокая комиссия»: ему бы никогда не простили, если бы он лишил ее такого зрелища. Не беда, если русские выйдут из бухты, тем больше оснований будет расправиться с ними в открытом море, и притом гораздо эффектней. Он только приказал просигналить: «Остановитесь, иначе — смерть».

На мостик миноносца один за другим стали подниматься члены следственной комиссии.

— Мне их искренне жаль, — сказал капитан первого ранга Струков.

— Между прочим, я этого ожидал, — мрачно проговорил вице-адмирал Лебединский-Свекор и обратился к Струкову по-русски: — Какой ужасный пример, Павел Федорович! Но Коул их проучит! — Последнюю фразу он произнес по-английски.

Капитан Нортон презрительно улыбнулся.

Майор Нобль воскликнул:

— Они молодцы! — И спросил Гиллера: — Вы несколько разочарованы, барон? Сожалеете, что никого нельзя будет повесить?

— На этот счет я не беспокоюсь, русские — живучий народ. Вместо пушек я предпочел бы торпеду.

— С такого расстояния? По кораблю, начиненному тротилом?

— Ну нет. Не здесь…

Прочитав предупреждение капитана Коула, лейтенант Бобрин бросился к мостику. У трапа его остановили два матроса с винтовками:

— Приказано не пускать!

— У меня срочное… важное сообщение… — сказал он, задыхаясь.

С мостика донесся непривычно жесткий голос командира:

— На место, лейтенант!

— Что вы делаете? Безумство! Остановитесь!

— Арестовать! Вниз!..

Бобрина схватили под руки, и он с ужасом понял, что для него все погибло. Сейчас секунды решали все. Ему не удастся изменить решение командира «погибнуть и погубить всех». «Но что, что? — билось у него в голове. — Какой выход? И есть ли он в таком безнадежном положении? Надо было уходить, бежать, не дожидаясь этой ночи. Ведь я знал, на что способны эти люди. Меня не научило ничему безумное решение командира взорвать клипер в „ревущих сороковых“. О боже!» — Бобрин обмяк в матросских руках, и часовые почти выпустили его, подталкивая к трапу, ведущему в жилую палубу. Неожиданно Бобрин рванулся к борту, раздался плеск. Матросы оцепенели, в их дисциплинированном сознании мелькнула мысль: «Как это мы? Не уследили Белобрысенького! Утонет!» Полагалось во всю глотку оповестить: «Человек за бортом!» Однако никто из них не проронил ни звука; в такую минуту нельзя было отвлекать командование. И они тотчас же забыли о нем, заняв свое место у трапа и глядя на длинное тело миноносца, жмурясь от ослепительного луча прожектора, ощупывающего борт, мачты, палубу, и ждали, что вот-вот плеснут огнем орудийные жерла. В эти страшные мгновения не один моряк на клипере подумал о Великом корабле.

Лейтенант Бобрин, ликуя, что на этот раз он не упустил единственный шанс, счастливый случай, плыл к миноносцу.

Капитан Нортон покосился на Коула. Как тактичный офицер, он не считал себя вправе вмешиваться в распоряжения другого офицера — командира корабля, но все же не мог не дать понять, что пора переходить к более решительным мерам. Коул понял этот взгляд и кивнул артиллеристу, чтобы тот приступал к выполнению намеченного плана укрощения русского парусника. Дело это казалось и командиру, и старшему артиллеристу настолько простым, с давно решенным исходом, к тому же у них были такие высокие судьи, что им хотелось как можно лучше, по всем правилам провести эту «учебную стрельбу». Артиллерист чуть помедлил, передавая приказание, офицеры у орудий также сделали небольшие паузы, прежде чем отдать приказание зарядить. А в это время клипер подходил, занимая наивыгоднейшее положение для стрельбы из своих двух пушек. Всего на несколько секунд артиллерийский офицер Новиков опередил своего коллегу; с «Отранто». Исполнилась мечта комендора Серегина, наводчика носового орудия: первым трахнуть по противнику. И он трахнул. Снаряд попал в танк с нефтью. К небу поднялось пламя, гася звезды. Нефть огненным дождем падала на палубу миноносца, разгоняя орудийную прислугу. Следственная комиссия кинулась в рубку, стараясь погасись одежду, стереть с рук и лица горящую нефть. Барон фон Гиллер поскользнулся и упал, барахтаясь на горящем мостике, никто не помог ему встать, в зверином ужасе офицеры топтали его ногами.

Одновременно с носовым орудием «Ориона» открыла огонь и его кормовая пушка, поражая в борт миноносец.

Не прошло и минуты, как «Отранто» потерял управление. Обезумевшая команда стала прыгать в воду с правого борта, где не было горящей нефти.

Командир клипера приказал прекратить огонь.

Путь из бухты был свободен.

Забрезжило утро. «Орион» уходил на север. Дул свежий юго-западный ветер. Командир еще ночью приказал, не прекращая паров, поднять паруса. Вахтенные на марсовых площадках зорче, чем когда-либо, всматривались в серое море, вспыхивающее белыми гребнями на высоких волнах. Слева тянулся гористый берег, поросший густым лесом, до него было около двух миль, у берега кипел прибой, гул волн слышался на палубе. Вид берега успокаивал, где-то уже недалеко находилась спасительная бухта. На палубе готовились к высадке на берег: из трюмов поднимали тюки с теплой одеждой, ящики и мешки с провизией, оружие. Все шлюпки подготовили к быстрому спуску на воду. Мало кто вздремнул за прошедшую ночь, и все же чувствовалось бодрое, приподнятое настроение. У открытого люка, из которого поднимали лебедкой ящики с консервами, унтер-офицер Бревешкин, явно ища расположения своих вчерашних недругов, говорил, почти не ругаясь: