Леонид Платов - Секретный фарватер

А Третий райх продолжал нестись стремглав за «Летучим Голландцем» — к своей неизбежной гибели, на камни, прямо на камни!

Да, картина, косо висевшая в кают-компании «Летучего Голландца», имела многозначительный — пророческий — смысл.

Но, боже мой, до чего же грустно, что Борису не удалось узнать обо всем об этом!..

После прослушивания Виктория заторопилась домой. Не хотелось ни с кем разговаривать. Хотелось побыть одной со своими мыслями…

Выйдя на улицу, она повернула направо и медленно пошла по набережной вдоль Невы.

Рассеянным взглядом Виктория проводила чайку, которая пересекла реку, почти касаясь поверхности воды крыльями. Похоже, будто нищий проворно проковылял на костылях. Потом что-то ярко сверкнуло вдали. А! Это чайка поймала солнечный луч на крыло.

Таким в конце концов было и ее, Виктории, недолгое женское счастье. Сверкнуло на солнце крылом, и все!

Наверное, уже ничего тут нельзя поделать. Заботливый Николай Дмитриевич, желая помочь, устроил эту командировку в Балтийск. И Балтийск, несомненно, оказал свое целебное действие. Острая боль утраты прошла. Но только острая! Боль сделалась в общем терпимой, ноющей и привычной, неотступной. Быть может, поможет время? Кто знает…

Во время прослушивания записи Грибов то и дело вопросительно поглядывал на сидевшую напротив Викторию Павловну — тревожило печальное выражение ее лица. Конечно, она думала о Шубине, в этом не могло быть сомнений. Но когда он собрался к ней подойти, его остановил пустяшным вопросом сосед, а потом оказалось, что она уже ушла.

Выйдя на набережную Невы, профессор, поколебавшись с минуту, повернул налево.

Мысли его снова обратились к только что прослушанному донесению Гейнца.

Большинство догадок в общем подтвердилось. Случайностей в биографии «Летучего Голландца» не было. Если он, Грибов, и принимал что-либо за случайность, то это означало лишь, что в логической цепи выпало из поля его зрения какое-то звено. Сейчас цепочка была непрерывной. Всё стало на свое место.

Почти всё! Кое-что еще, конечно, желательно было бы уточнить. Так, например, до сих пор оставалось неясным назначение Винеты-три. Она находилась в шхерном «захолустье», в стороне от главной магистрали — дороги к южно-американской Винете. Можно думать, что существовал запасной вариант бегства — не через Бельты, а через Скандинавию, предположительно, неизвестной нам системой озер и фиордов.

Обидно, что Шубин, начавший погоню за «Летучим Голландцем», не присутствовал при ее завершении. То-то удивился бы он, узнав, что на последнем этапе своей деятельности корабль мертвых был предназначен спасти политического мертвеца. Завершающий штрих в характеристике подводной лодки для особых поручений!

Если бы Шубин был жив, стоило бы сегодня в разговоре с ним провести забавную историческую параллель. Известно, что в то время, когда Пугачев приближался к Москве, Екатерина II ложилась спать не раздеваясь, а в многочисленных карманах ее дорожного платья были зашиты бриллианты — на случай внезапного бегства из России.

Бриллиантам Гитлер предпочел досье своих политических противников. Это, впрочем, было уже дело вкуса.

Одно несомненно: за секретным архивом охотились две разведки. Бесшумный кросс через границу! Финиш — Винета-три!

Мальтиец и альбинос шли по заданию американской разведки. Значит, прыгун-аквалангист был посланцем конкурирующей стороны — западногерманских военных монополистов. (Существовали ведь и частные разведки — при крупных концернах).

Больше всего там боялись, что секретный архив Гитлера попадет в руки русских. Ведь НАТО существовало только три года и Западная Германия еще не была принята в число его членов. Обнародование некоторых документов могло помешать сложной политической игре.

Мало того. Западногерманские капиталисты хотели перебежать дорогу американским покровителям. Удалось ли это?

Американцы стремились овладеть секретными планами, чтобы их парализовать. Немцы, наоборот, — чтобы реализовать.

Надо думать, пройдоха Цвишен обошел и тех и других.

Последняя его радиограмма, в которой он сообщал, что положит подлодку на дно Винеты, а сам будет пробиваться на запад посуху, была враньем, очередной дезинформацией. Цвишен остался верен себе.

Уйдя в Винету-пять, выждав там, осмотревшись, он, вероятно, выбрал западногерманских хозяев. Патриотические чувства при этом, конечно, не играли никакой роли. (Цвишен говорил Гейнцу: «Уби бене…») Просто западногерманская марка поднялась наконец в цене. Цвишен предпочел марки долларам.

Не трудно установить срок, когда состоялась сделка. Что-нибудь зимой 1951/52 года.

Ведь летом 1952 года западногерманские диверсанты не возобновляли своих попыток проникнуть в Винету. Им это было уже ни к чему. По-видимому, личный архив Гитлера находился за семью замками, в надежных стальных сейфах.

Однако ни немцы, ни их американские конкуренты ничего не знали о «доносе из могилы», о футляре, в котором содержалась как бы краткая инвентарная опись всего, что было в «кофрах фюрера»…

Но мог ли предполагать владелец кофров, что всё вдруг так странно обернется?

Багаж его погружен. Самолет наготове. Позывные с правильными промежутками уходят в эфир. Последний пассажир ждет — под русскими бомбами и снарядами, которые сыпятся на Берлин. Море безмолвствует. Быть может, «Летучий Голландец» потоплен, подорвался на мине?..

Наступило 30 апреля.

Грибов ясно представил себе, как Гитлер, брезгливо морщась, осмотрел ампулу с ядом. «Собачий корм», — подумал он. Правда, Блонди сдохла сразу, что было утешительно. И яд неоднократно проверяли этой зимой на заключенных в концлагерях, чтобы не ошибиться в дозе.

Пора! Надо сделать усилие и вообразить, что это всего лишь новое лекарство, которое мгновенно избавляет от всех болезней.

«Летучий Голландец» по-прежнему упорно не откликался. И тогда Гитлер нехотя положил в рот ампулу…

Ластиков вышел из Управления последним. Задержал генерал.

Подозвав его к себе, генерал торжественно, в присутствии остальных пограничников, пожал ему руку.

— Действовали в шхерах выше всяких похвал, лейтенант, — сказал он, и прибавил: — Разгадка тайны — награда храброму! (Со времени своей молодости, проведенной на среднеазиатской границе, генерал питал слабость к восточным пословицам.)

Потом он продолжал уже будничным тоном:

— Лечат-то тебя хорошо? Скоро разбинтуют левую руку? Что-то вроде бы ты бледный, а?

— Никак нет. Я здоров, товарищ генерал.

Выйдя на улицу, Александр постоял некоторое время, подняв голову, глубоко, с наслаждением дыша.

Сентябрьское небо щемяще сине. Просто скулы сводит от этой синевы. Но все пьешь и пьешь ее — глоток за глотком!