Игорь Никулин - Искатели приключений.

— Смотрите! — закричала Ирина, вскочив с шезлонга и указывая вынырнувшего метрах в двадцати от яхты глянцевого дельфина.

Над поверхности мелькнул еще один плавник, и ушел в глубину. Стая дельфинов, словно забавляясь, плыла вровень с яхтой. На дельфинов сбежались посмотреть все, кроме хворавших, да капитана, привычному к подобным картинам. Не высказывая всеобщего восторга, он тревожно смотрел вдаль, на размытую дымкой линию горизонта.

Дельфины соревновались с яхтой еще с милю, а потом исчезли…

Брызги, обдавшие Иру с ног до головы, были столь теплыми, что она подошла к капитану, сверявшемуся по компасу, и без задней мысли спросила, нельзя ли остановить яхту, чтобы искупаться. Старик скосил на нее выцветшие глаза и, для пущего эффекта округлив их, сказал:

— Я бы вам не советовал. Здешние места кишмя кишат акулами, опасно… Вон, видите?! — и он кивнул гладко выскобленным подбородком.

Она ничего не увидела, как не всматривалась в переливы волн. Но упоминание об акулах, о существовании которых у нее как-то вылетело из головы, враз отбило всю охотку купаться.

— Это вам, Ирочка, не Москва-река! — иронизировал раздумавший впадать в ленивую дремоту Морозов. — Вот у меня был случай. В семьдесят пятом году наша экспедиция, совместно с бразильскими учеными, отправилась изучать сельву. Знаете ли, эдакий уголок нетронутый цивилизацией природы. Сохранились еще племена, которые бегают по джунглям нагишом с луками и стрелами, а пролетевший случайный самолет считают большой птицей… Сели мы на пароход в местечке Сантарен и решили сплавиться до низовий Амазонки, а в пути, находя прежде неизвестные притоки, изучать и их. И вот только мы отплыли, установилась несусветная жарища. Вдобавок, на пароходике сломалась холодильная камера, вода нагрелась и пить ее было до отвращения мерзко. Жажды не утолишь. Пристали мы как-то в одной деревеньке. Деревенька — пять хижин, двадцать аборигенов, среди которых христианский миссионер. Вздумалось мне, пока выпало свободное время, по незнанию искупаться. И хоть бы спросил совета у местных, можно в реку лезть или нет? Молодой, думал, только окунусь и назад.

— Это когда тебя кайман чуть не сожрал? — Борисов, похоже, уже был наслышан об этой истории.

Морозов сделал недовольное лицо, он не любил, когда его перебивали.

— Вода мутная, зеленая, будто в болоте. Я еще осмотрелся, по кустам вроде пошарил. Никаких зловредных рептилий! Скидываю одежку, захожу по колено — благодать. Дно глиняное, илистое, склизкое. Оступился и ухнул по маковку. Но ничего, доплыл до середины — река в том месте не сильно широкая, течение медленное. Сносит помаленьку, конечно. Вдруг вижу, кустики на той стороне шевельнулись, и вода колыхнулась. Плывет ко мне — здоровый, как бревно, один хвост видно, которым рулит, и шары из воды торчат. Я к берегу! Никогда быстро не плавал, а тут… Откуда только силы взялись? Но страшно же, оборачиваюсь: где эта тварь? Глянь, а он совсем близко, пасть разевает… А видали ли вы, девушка, как кайман расправляется со свой добычей? Сначала давит челюстями, а ими запросто черенок от лопаты перекусит, потом вертится вьюном, чтобы сопротивление сломать, и утягивает на дно. Страшная вещь!.. Я раз стал свидетелем как буйвола на водопое крокодилы одолели. Один вцепился челюстями в морду, как капканом, другой за копыто…

— Саныч, ты не отвлекайся! Дорасскажи, как на берег выскребся, — подтрунивал Борисов.

— А что рассказывать?! Я, верно, все мыслимые нормативы перекрыл. Не верил, что спасся, даже когда дно под ногами почуял. Выскочил на сухое, оборачиваюсьа он, кайманище, вдоль берега барражирует.

— И глаза такие голодные-голодные…

— Так вот, Ирочка, мой вам совет. Не зная броду, не лезьте в воду!

— Обязательно учту на будущее, — пообещала она и улеглась на шезлонг.

Капитан, не прислушиваясь к разговорам и смеху, все чаще посматривал на барометр. И хмуро сводил белесые брови, с тревогой поглядывая в небеса.

Соленый морской ветер не отрезвил Рафаэля. Закрывшись в капитанской рубке, он потихоньку посасывал из бутылки ром, а потому, если он еще каким-то образом и умудрялся держаться в вертикальном положении, то, несомненно, лишь благодаря штурвалу. Показания приборов двоились, и он уже смутно понимал, куда они плывут и зачем.

Между тем небо понемногу затягивало тучами, ветер крепчал и делался порывист, вздымались крутые буруны волн, в которые все чаще нырял носом катер.

— Слушай, это перестает быть смешным! — вернувшись с палубы, над которой раздавалась разудалая песня горланившего из рубки Рафаэля, возмутился Колесников. — Пока не поздно, надо сворачивать к берегу.

— А ты разберешься, где тут берег? — возразил Максим. — Кругом вода… Эта пьяная скотина такие пируэты выписывала…

— Может, мокнуть его? Привязать веревкой и сбросить за борт.

— Скоро, видно, придется…

Не вязавший лыка моряк, бросив штурвал, выбрался из кабины. Не удержавшись, сгрохотал на палубу и, мыча, попытался подняться. Ватные ноги его не слушались и разъезжались, что коровьи копыта на льду. Он перевалился на бок, и всех его усилий хватило, чтобы встать на четвереньки. Болонка зарычала и попятилась, вздыбив шерсть на загривке.

Проклиная все на свете, Максим вбежал в надстройку и перехватил крутящийся штурвал. Взглянув на разбитый компас, к счастью еще показывавший направление, выровнял катер строго на запад, растерянно оглянулся на валяющегося в ауте Рафаэля. Но того уже не было видно на палубе, зато с лесенки, ведущей в каюты, донесся грохот обрушившегося тела.

— Миша, смени меня на минуту! — крикнул он другу.

Колесников не заставил себя ждать и взялся за руль.

— Держись точно по курсу, — Максим показал на компас. — Я попробую растормошить этого козла.

Он бегом спустился в трюм, заглянул в жилой отсек. Шторка, заменявшая дверь капитанской каюты была оборвана. Рафаэль не дошел до кровати и, свернувшись прямо на полу, затейливо похрапывал.

— Эй!.. — нагнувшись, затеребил его Максим. — Просыпайся…

— Я… счас… ничего… — бормотал Рафаэль с закрытыми глазами и тянул с полки на себя одеяло.

— Какой «счас»? Ну же?! Подъем!

Максим сорвал с него одеяло и сильнее затряс за плечо. Моряк завошкался и лягнул в воздухе ногой, намереваясь попасть в пассажира.

— Да что ты будешь делать!..

Всей дипломатической благожелательности, вложенной в Максима за годы учебы в МГИМО, не хватало, чтобы растормошить забулдыгу. Ярость переполняла его. Перевернув Рафаэля на спину, чему тот, все также не открывая глаз, пытался воспротивиться, он приподнял его за грудки и бросил об пол. Моряк застонал и зажмурился от боли, хватаясь за ушибленный затылок. Впрочем, в этой же позе, секундами позже, он сызнова выдал сонный храп.