Луи Жаколио - Грабители морей

В нескольких словах Лютвиг объяснил причину своего прибытия.

Дело в том, что однажды утром оружейный мастер клипера отправился в гости к своему приятелю, плотнику яхты. Попивая пиво и покуривая табачок, приятели мирно беседовали, как вдруг оружейный мастер, имевший очень тонкое обоняние, сказал:

— Знаешь, Джеймс, у тебя на яхте как будто порохом пахнет. Не простым, знаешь, а фейерверочным.

— У нас такого и нет.

— Ты точно знаешь?

— Еще бы не точно, когда у меня ключи от пороховой камеры.

В этот день о порохе больше разговора не было, но в следующий раз оружейный мастер опять заявил:

— Как хочешь, Джеймс, но у тебя тут горит фейерверочный порох.

— Да нет же его у нас!

— Ты вполне уверен?

— Вполне уверен.

— Ну, ну, ладно! Не будем из-за этого ссориться.

На третий день — опять та же история.

— Джеймс, хочешь биться об заклад, что у тебя горит порох? — сказал оружейный мастер. — Я ставлю бочонок отличного рому.

Плотник был большой любитель этого напитка.

— Идем! — сказал он.

— Ну, пойдем глядеть.

Приятели спустились в крюйт-камеру. Там запах был еще сильнее. Оружейный мастер принялся осматривать каждую бочку.

— Э! Э! — вскричал он вдруг, приподнимая один бочонок. — Какой же он легкий! И для чего это из него выпущен просмоленный фитиль? Кто устроил здесь такую адскую машину?

Оружейный мастер осторожно обрезал фитиль и обезвредил опасное приспособление.

Известие об открытой мине быстро распространилось между матросами обоих кораблей. Собрался общий совет под председательством Гуттора и решил, что злодейский умысел следует приписать эскимосам Густапсу и Иорнику. Американцы терялись в догадках о том, какая могла быть у эскимосов при этом цель.

— Удар предполагался для нас, господа, — объявил им Гуттор. — Слушайте.

И он рассказал им о «Грабителях», о двукратной катастрофе при спуске клипера и о попытке Надода взорвать его.

Лютвиг удивлялся тому, что новое покушение было поручено эскимосам.

— Но ведь немой-то вовсе даже и не эскимос, — заявил вдруг плотник яхты. — Я его видел прежде, чем он надел зимнюю одежду. У него совсем не эскимосский тип. Он европеец.

— В таком случае, друзья мои, медлить нельзя, — сказал Лютвиг. — Необходимо ехать сейчас же по следам экспедиции. Вероятно, замыслы злодеев не ограничились одною миной.

Оставив корабли под надзором всего четырех человек, оба экипажа, забрав с собой провизии на один год, отправились на север, руководствуясь компасом.

Разумеется, этот рассказ только увеличил тревогу Грундвига. Два отряда соединились и быстро поехали вперед. Мы уже видели, что им удалось догнать экспедицию на последней станции.

Удивлению Биорнов не было границ, а ярости Надода, узнавшего, что все его планы рухнули, не было меры. Он едва не задохся от злости, лежа связанный, с заткнутым ртом. Фредерику стало жаль его, и он велел снять с его рта повязку.

Негодяй воспользовался этим для новых ругательств.

— Что, господа? Вы думали, что я совсем уничтожен, а я жив еще. И товарищество наше живо, вы сами скоро это узнаете… Глупцы! Вы потратили целых полгода на поиски трупа, а тем временем замок ваш сожжен «Грабителями», а юный брат ваш Эрик убит…

Едва он успел это сказать, как Эдмунд, не помня себя, бросился на него, схватил его за горло и вскричал:

— Ты лжешь, негодяй! Признайся, что ты солгал, иначе я задушу тебя собственными рук…

Бедный молодой человек! Он не договорил. Надод воспользовался его волнением, выхватил из-за его пояса собственный его кинжал и вонзил это оружие ему в грудь по самую рукоятку.

Эдмунд вскрикнул и упал мертвый.

Дружный крик ужаса вырвался у всех присутствующих. С помутившимся взглядом Фредерик схватил себя руками за голову и упал без чувств.

Тогда Гуттор быстрее молнии подскочил к злодею.

— Наконец-то ты мне попался, — вскричал он со звериным смехом. — Теперь ты от меня не уйдешь.

Не сказав больше ни слова, он вырвал из рук Надода кинжал и, взяв его голову, зажал ее между своими ладонями и начал сдавливать, не торопясь, с рассчитанною медленностью и постепенностью.

— Помнишь старого Гаральда, которому ты раскроил череп? — приговаривал богатырь. — Помнишь Олафа, заколотого тобою?

При каждом слове ладони богатыря сжимались все сильнее и сильнее.

— Сжалься!.. Убей меня разом! — стонал Надод.

— Погоди немножко, — продолжал Гуттор, смеясь зловещим смехом. — Смерть — это избавление от всех мук. Надо ее сперва заслужить.

Он разжал немного ладони и прибавил:

— Проси прощенья за все твои подлости и злодеяния.

— О, прости! Прости! Сжалься!.. Убей скорее!..

Сцена была такая невыносимая, что все отвернулись.

Руки гиганта сжались в последний раз. Череп злодея затрещал, и мозги брызнули вверх до самого свода пещеры.

Гуттор выпустил из рук бездыханное тело, сам сел в угол и зарыдал, как ребенок.

Когда Фредерик очнулся от обморока, то оказалось, что несчастный герцог Норрландский сошел с ума…

В продолжение многих лет туристы, посещавшие северную Норвегию, встречали близ развалин старого феодального замка Розольфсе молодого человека, которого всегда провожал почти столетний старик. Молодой человек забавлялся тем, что срывал мох и цветы, росшие среди развалин.

Когда ему мешали в этом занятии, он останавливался и, вперивши вдаль свой мутный взгляд, бормотал:

— О, Красноглазый, Красноглазый!

Но вслед за тем он сейчас же впадал в прежнюю бессознательность и опять принимался играть своими цветочками…