Джин Вулф - Пират

Но у них было два серьезных недостатка. Главный заключался в том, что человек, пронзенный байонетом, умирал не сразу. Ты всаживал штык противнику в грудь и думал, что он умер. Но он умирал не мгновенно: после удара он еще жил от одной до десяти минут. У него оставалось достаточно времени, чтобы всадить тебе кинжал в спину или взвести курок пистоля и выстрелить.

Как я сказал, мне не пришлось открывать ворота. Это сделал капитан Берт. Три человека, один за другим упавшие со стены, привлекли всеобщее внимание, и он просто спокойно подошел к воротам и поднял засов. Умение сохранять хладнокровие в подобных ситуациях — одно из качеств настоящего командира.

Тем вечером почти все высказались за то, чтобы пуститься в погоню за караваном с золотом. Я не поверил своим ушам. Я не меньше других любил деньги — во всяком случае, я так думал. Но пытаться догнать караван мулов, который охраняют солдаты? По меньшей мере двести солдат? Когда они опережают нас на день пути, самое малое?

Я считал это безумием, о чем и сказал.

Когда наконец мы провели голосование, на моей стороне оказалось человек двести из восьмисот. Одним из нас был капитан Берт, поскольку он разделял мое мнение. Я до сих пор горжусь этим. Все здравомыслящие люди проголосовали с нами, но мы остались в меньшинстве.

Пираты считали, что караван с золотом возвращается обратно в Панаму. Куны сказали — нет, он двинулся по дороге, ведущей на юго-восток в горы Сан-Блас, и направляется, скорее всего, к Санта-Марии, маленькому городку на Тихоокеанском побережье Дарьена. Мне не довелось впоследствии побеседовать ни с одним из солдат, сопровождавших караван мулов, но кажется, они думали, что мы направимся к Панаме и что они уйдут от преследования, коли повернут на восток.

Почти все хотели пуститься в погоню за караваном с золотом. Мы можем двигаться быстрее, чем тяжело груженные мулы, сказали они, и настигнем караван. А если не настигнем, нападем на город и захватим золото там. Люди, участвовавшие в налете на Портобело, на сей раз останутся на кораблях, а люди, остававшиеся на кораблях, отправятся в поход. Только все капитаны снова выступят в поход, как прежде. Куны согласились показать нам дорогу. Они впервые разбили в бою испанцев и были на седьмом небе от счастья.

Я бы опять посадил Новию на цепь. Во всяком случае, сейчас я думаю, что посадил бы или мог бы посадить. Мне не представилось такой возможности. Она просто исчезла. Я оставил Бутона за старшего на «Сабине» и сказал, что он должен будет подчиняться приказам Новии, коли она вернется на корабль. Я знал, что она не вернется, но сказал именно так. Бутон собирался передвинуть часть орудий, чтобы накренить корабль и поднять пробоину над водой, а потом надежно залатать дыру.

Я не стану подробно рассказывать о нашем походе к Санта-Марии. Мне не хватило бы изобразительных талантов, чтобы описать ужасные тяготы пути. Я думал, что поход в Портобело был тяжелым и что в самом Портобело нам пришлось тяжело. Но поход к Санта-Марии оказался в десять раз тяжелее. В иные минуты я просто отказывался верить, что испанцы настолько глупы, а равно настолько крепки и выносливы, чтобы перевозить золото в Портобело через Дарьен. Потом мы находили свежий мулий помет и понимали, что мы на верном пути. Про мулий помет я знаю только одно: он мерзкий и вонючий. Но люди сведущие (или полагавшие себя таковыми) по виду помета заключали, что мы отстаем от каравана всего на полтора дня.

Ко времени, когда мы достигли большого озера и двинулись в обход, отставание сократилось до одного дня пути. Судя по карте, которую я видел еще в приходе Святой Терезы, это было озеро Байан.

Вода в нем была прескверная. Испанцы, надо полагать, нагрузили своих мулов не только золотом, но и бурдюками с водой. Воды вокруг было полно, но любой, кто ее пил, заболевал. Мы пытались кипятить ее, но все, что в сухом виде могло служить топливом для костра, было насквозь сырым. Нас спасал только дождь, и он же доставлял такие мучения, каких любой испанец мог нам только пожелать. Когда лило, мы собирали воду всеми возможными способами, в том числе выжимали из одежды прямо в рот. Порой дождь лил целые сутки кряду и затапливал все вокруг на добрый фут. Потом он прекращался, оставляя воздух перенасыщенным влагой. Мы обильно потели, точно в паровой бане. Все вокруг было мокрым, но пить было нечего. Мы мазались топленым жиром, спасаясь от москитов, но жир стекал вместе с потом. К нашим ногам присасывались пиявки — не раз и не два, а снова и снова.

Самоубийство — смертный грех, я знаю. Среди всего прочего монахи в монастыре изо дня в день вдалбливали нам, что нельзя убивать себя, коли хочешь, чтобы душа твоя вознеслась к Богу после смерти. Иначе она не вознесется. Ты не вправе отказываться от Божьего дара жизни.

Но мне кажется, я бы убил себя, не будь там Новии. Она спряталась среди кунов, как мне следовало догадаться. Пинки привела ее ко мне почти через неделю похода и сказала, что Новия тоже моя жена. Я не потрудился объяснить, что мы не женаты. Я просто сказал, что у меня только одна жена, Новия, а Пинки мне не жена — не то чтобы она мне не нравилась (мне меньше всего хотелось заиметь врага среди индейцев), она мне очень нравится, она замечательная женщина, очень красивая и умная. Но не моя жена.

Пинки и слушать об этом не желала. Она моя жена. Новия моя жена. И та, другая женщина тоже моя жена.

Мы с Новией уставились друг на друга. Какая еще другая женщина?

Это оказалась Азука. Полагаю, ситуация была комичной, но никто из нас не смеялся. Мы могли лишь обниматься, пытаясь хоть немного утешить друг друга. Вилли погиб. Жарден попытался убить Азуку, и она убежала от него. Вилли утонул при переправе через какую-то речушку. Жарден попытался убить Азуку, поскольку она не переставала плакать о Вилли. Я сказал, что все понимаю, она может плакать сколько угодно, а если Жарден или еще кто-нибудь попытается ее убить, я живо отобью у него такую охоту.

(Именно тогда я понял: когда тебе хуже некуда, самый лучший способ поднять себе настроение — это попробовать поднять настроение еще кому-нибудь. В жизни есть вещи, которые действительно стоит знать, и это одна из самых важных.)

В общем, Азука убежала, и я был единственным человеком, у которого она могла искать защиты. Убежав от Жардена, она принялась расспрашивать всех подряд, где меня найти, вот почему Пинки приняла ее за мою жену.

Я еще целую неделю неустанно повторял Новии, что ей следовало явиться ко мне раньше. А она неизменно отвечала одно: мол, она боялась, что я ее убью. Думаю, на самом деле она боялась, что я захочу отвести ее обратно в Портобело и тогда у меня выйдет крупная ссора с капитаном Бертом.