Рафаэль Сабатини - Черный лебедь. Романы

- Присоединиться ко мне, говоришь? Что-то я пока не слышал о твоей любви ко мне.

- Все мы любим тех, кто нам нужен. А ты, клянусь честью, нужен мне. И я пришел не с пустыми руками. Ты - единственный предводитель, у которого достаточно людей и смелости для предприятия, которое я задумал. Предлагаю тебе богатство, Том. Такое богатство, какое может только во сне присниться. Это нечто лучшее, чем бедный купец, вроде этого, с грузом кож и древесины, при продаже которых торговцы на Гваделупе или Санта-Крус бесстыдно надуют тебя.

Лич сделал еще шаг, держа рапиру в опущенных руках, как хлыст.

- Что это за предприятие?

- Золотой флот, Том. Никак не менее. Отправляется через месяц, начиная с сегодняшнего дня.

- Откуда? - в маленьких настороженных глазках пирата вспыхнула сдерживаемая недоверием слабая искра интереса.

Француз рассмеялся и покачал головой,

- Не сейчас. Обсудим это позже.

Лич понял. Его губы крепко сжались. - Но я должен знать больше, и тебе придется рассказать мне кое-что об этом.

- Конечно, ты узнаешь больше. Ровно столько, чтобы возбудить у тебя аппетит.

Мисс Присцилла, до сих пор отчасти скрытая массивной фигурой майора Сэндза, из-за его движений оказалась открытой взору пирата, глаза которого зловеще забегали.

- А это кто такие? Кто эта милашка? - спросил он, собираясь пройти, но де Берни решительно стал у него на пути.

- Это моя жена и ее брат. Я взял их с собой в Гваделупу, где они должны были ждать моего возвращения.

Майор прокашлялся, безрассудно собираясь опровергнуть оскорбительное для себя родство. Но Присцилла, интуитивно угадав его намерение, сильно стиснула ему руку.

- Твоя жена? - вид пирата стал угрожающим, а взгляд - угрюмым. - Я что-то никогда не слышал, чтобы ты был женат.

- Это случилось позднее. На Ямайке. - Де Берни с легкостью ушел от разговора на эту тему. - Но откровенно. Том, сейчас нам надо решить другой вопрос, раз мы чудом встретились.

- Тебе, де Берни, придется изрядно потрудиться, чтобы убедить меня в своей честности. - Лич задумался. - И если окажется, что ты лжешь...

Де Берни прервал его:

- Подозрительность делает тебя глупым, Том. Это всегда было твоим недостатком. Каким бы дураком я был, если бы не был честен, находясь в твоих руках.

Все еще в раздумье Лич потер свой тонкий нос.

- Возможно, возможно. Но, ей богу, Чарли, если ты собираешься водить меня за нос, то пожалеешь, что родился на свет. Помнишь Джека Клеверинга? Он был таким же петушком, как ты, Чарли, и вздумал оставить в дураках Тома Лича. Может быть, ты слышал, как я выщипывал у него перья, пока бедняга сам не запросил смерти. Ты умен, Чарли, Морган всегда считал тебя умным. И хитер ты, как сам дьявол. Но я тоже хитер. Помни об этом.

- Ты напрасно говоришь все это, - презрительно сказал де Берни.

- Возможно. Но у меня есть возможность заставить говорить других.

Тем не менее, как выяснилось, он уже принял решение. Внезапно он обернулся к своим головорезам, стоявшим в ожидании, словно свора гончих.

- Убирайтесь все прочь! Ты, Воган, останешься. И прикажи Майку осмотреть груз и доложить мне, когда я выйду.

Пираты с шумом вышли. Лич проследил за их уходом, затем подошел к столу, выдвинул стул и уселся, положив перед собой шпагу.

- Ну вот, Чарли. Теперь послушаем еще раз о твоем золотом флоте, - однако, он смотрел при этом не на де Берни, а на мисс Присциллу, стоявшую с майором у кормового рундука, и этот его взгляд не предвещал ничего хорошего.

Сзади него стоял вооруженный мачете Воган, негодяй, руководивший захватом судна. Это был высокий и сильный пират с плоским лицом, черной бородой, сальными черными волосами, выбивавшимися из-под красного платка, и ярко-голубыми глазами под широкими черными бровями. На нем была расстегнутая красная рубаха и свободные штаны из невыделанной кожи, на поясе которых висела пара пистолетов.

Де Берни с видом хозяина открыл дверь в одну из кают правого борта.

- Пройдите, Присцилла, - сказал он спокойно. - И вы тоже, Барт.

Она тотчас же с облегчением повиновалась ему.

- В чем дело? - с раздраженным видом проворчал Лич. - Кто говорит, что им нельзя остаться здесь?

- С вашего позволения, капитан, - ответил де Берни с холодным достоинством, исключавшим любые споры. Он придержал дверь для мнимых жены и шурина и закрыл ее за ними.

- Э, ей богу! - сказал Лич с неприятным смешком. - Похоже, ты задираешь нос. Ведешь себя здесь, как хозяин. Отдаешь приказы, а?

- Только, когда это касается моей жены, - спокойно ответил он. Он придвинул к столу стул и, собираясь сесть, обратился к ожидавшему слуге: - Принеси рому, Пьер.

Недоброжелательные глазки пирата с подозрением проследили за мулатом, направившимся к резному буфету у переборки.

- А это тоже член твоей семьи? - в его насмешливом тоне как будто сквозила угроза.

Де Берни сделал вид, что не заметил ее.

- Это мой слуга.

Он уселся за стол напротив пирата с самым доброжелательным видом, видом человека, решившего поболтать с друзьями.

- Нам выпало счастье, Том. Иначе бы мы не сидели бы сейчас здесь, в каюте «Кентавра». Если бы им сегодня управлял человек с боевым опытом, например я, ты бы никогда не взял его на абордаж.

- Не взял бы? Посмотри на этого умника, Воган, Ты, должно быть, считаешь, что лучше меня можешь командовать кораблем в бою, да? Ты сверхскромен, Чарли.

Де Берни покачал головой.

- Я бы вообще не стал сражаться, мой друг, я показал бы тебе корму. Стоило только повернуть на ветер, и ты, с обросшим дном, отстал бы на таком галсе. Ты слишком долго пробыл в море, Том.

Маленькие злые глазки капитана Лича широко раскрылись в неподдельном восхищении.

- Ей-богу, у тебя хорошее зрение, если ты заметил, что у меня обросло дно.

Пьер поставил перед ними поднос с графином рома, коробку с табаком, трубки, трутницу и три кружки, затем отошел к буфету и остался там в ожидании приказаний.

Они по очереди налили каждый себе, и Воган, сев за стол с краю, набил себе трубку прекрасным табаком. Де Берни сделал то же самое. Но Том Лич пренебрежительным жестом отодвинул предложенную коробку.

- Так что там с золотым флотом? Давай рассказывай.

- Клянусь честью, тут нечего особенно и говорить. Три испанских корабля должны через месяц отправиться в Кадис. Тридцатипушечный галеон с сокровищами и два двадцатипушечных фрегата для эскорта. Такого богатства никогда еще не загружали в трюм. Золото и серебро стоимостью свыше пятисот тысяч песо, много жемчуга, не считая всяких безделушек.

Воган, занятый разжиганием трубки, замер, оказавшись захваченным врасплох. При упоминании о таком сказочном богатстве и у него, и у Лича отвисли челюсти, а на лицах отразилась почти благоговейная печаль. Если это было правдой, то на их долю, как капитана и помощника, приходилось достаточно, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. В конце этой, вызванной потрясением, паузы Лич проклятиями дал выход своей недоверчивости, а затем решительно добавил: