Cecil Forester - Линейный корабль

Они пересекли виноградник, дальше берег круто спускался к дороге. Лагуна была не больше двухсот ярдов в ширину, и судоходная часть, видимо, проходила совсем близко к дороге – во всяком случае, цепочка бакенов в сотне ярдов от нее скорее всего отмечала мели. Каботажное суденышко ползло, не ведая об опасности. Матросы завопили и начали срывать одежду.

– Молчать, болваны, – рявкнул Хорнблауэр. Он отстегнул перевязь и снял сюртук.

Заслышав крики, команда каботажного судна высыпала на бак – трое мужчин, к которым вскоре присоединились две крепкие женщины. Все они из-под руки разглядывали берег. Тут одна из женщин сообразила, к чему раздеваются эти люди на дороге. Хорнблауэр, стягивая штаны, услышал ее визг и увидел, как она бежит на корму. Каботажное судно уже почти поравнялось с англичанами, когда большой шпринтовый парус стремительно пошел вниз и руль круто повернули. Но поздно: судно развернулось, прошло цепочку бакенов и рывком село на мель. Рулевой бросил штурвал и воззрился на англичан, остальные тесной кучкой столпились вокруг него. Хорнблауэр надел перевязь на голое тело. Браун, тоже голый, заткнул за пояс обнаженную саблю.

– Вперед, – приказал Хорнблауэр. Чем быстрее, тем лучше. Сложив руки над головой, он рыбкой плюхнулся в лагуну; матросы прыгали следом, гикая и плеща водой. Она была теплая, как парное молоко – Хорнблауэр плыл медленно и по возможности ровно. Плавал он плохо, и каботажное судно в каких-то пятидесяти ярдах казалось недостижимым. Шпага болталась на перевязи и тянула вниз. Его обогнал Браун, шумно загребавший воду. В белых зубах он сжимал талреп зажигательного пакета, густые черные волосы намокли и прилипли к голове. Другие матросы тоже обогнали Хорнблауэра, он уже сильно поотстал. Он только подплывал к кораблю, когда они уже выбрались на низкий шкафут; однако дисциплина возобладала, они дождались его и втащили на борт. Он выдернул из ножен шпагу и шагнул на бак. Французы стояли молча, и он на секунду задумался, как же быть с ними. Под ослепительным солнцем французы и англичане смотрели друг на друга, с голых тел лилась вода, но в эту напряженную минуту ни те, ни другие не ощущали той наготы. С облегчением Хорнблауэр вспомнил, что за суденышком тянется на буксире двойка – он ткнул в нее пальцем и попытался припомнить французский.

– Au bateau, – сказал он. – Dans le bateau.

Французы колебались. Среди них были четверо мужчин и один старик, две немолодые женщины и одна старуха. Английские моряки, сгрудившиеся за спиной капитана, вытаскивали сабли.

– Entrez dans le bateau, – повторил Хорнблауэр. – Хобсон, подтяните-ка к борту двойку.

Одна из женщин разразилась визгливой бранью: она размахивала руками, ее деревянные башмаки выбивали на палубе мелкую дробь.

– Я с ними управлюсь, сэр, – вмешался Браун. – А ну вали за борт!

Он схватил ближайшего француза за шиворот, и, размахивая саблей, поволок по палубе к борту. Тот покорился и перелез в шлюпку; остальным недоставало только его примера. Браун отцепил фалинь, и перегруженная двойка поплыла по течению. Женщина продолжала сыпать каталанскими ругательствами.

– Подожгите корабль, – приказал Хорнблауэр. – Браун, возьмите троих, идите вниз и гляньте, что можно сделать там.

Французы взялись за весла и теперь осторожно гребли к берегу. Двойка остановилась в дюйме от кромки воды. Хорнблауэр наблюдал, как они выбираются на дорогу.

Его матросы орудовали тихо и ловко. Снизу доносился треск – это Браун со своими людьми что-то крушил в трюме. Почти тут же из светового люка повалил дым – это полили маслом и подожгли сваленную в кучу мебель.

– Груз – масло в бочках и зерно в мешках, – доложил Браун. – Мы разбили часть бочек и развязали несколько мешков. Гореть будет. Смотрите, сэр.

Из грот-люка поднимался черный дымок, воздух над люком дрожал, отчего весь бак, казалось, плясал и плыл в солнечном свете. Перед люком горела уже и сухая древесина палубы. Она трещала и пылала, хотя на ярком свету огонь без дыма был почти невидим; на полубаке тоже горело, из-под двери в переборке валил дым, медленной волной накатывал на Хорнблауэра и матросов.

– Выломайте часть досок из палубы, – хрипло приказал Хорнблауэр.

Хруст досок, потом тишина. Нет, не тишина – Хорнблауэр различал приглушенный нестихающий гул. Это огонь пожирал груз – как только взломали палубу, увеличилась тяга, и пламя заплясало веселее.

– Ух ты! Здорово! – воскликнул Браун. Весь шкафут, казалось, разверзся, пламя полыхало. Жар вдруг сделался невыносим.

– Можно возвращаться, – сказал Хорнблауэр. – За мной, ребята.

Он показал пример, первым нырнув в лагуну, и маленький голый отряд медленно поплыл к дороге. Матросы плыли медленно, вызванное атакой возбуждение схлынуло. Ужасное зрелище пылающей палубы протрезвило всех. Они плыли медленно, вровень со своим капитаном, а он устал и греб бестолково. Когда он ухватился, наконец, за прибрежные водоросли, то почувствовал облегчение. Матросы выбрались на берег, Браун протянул ему мокрую руку и помог вылезли.

– Пресвятая Дева! – воскликнул один матрос. – Гляньте-ка на старую ведьму!

Они были в тридцати ярдах от того места, где оставили одежду и куда высадились французы. В эту самую минуту старуха бросала в лагуну последние штаны. Две уцелевшие рубахи, надутые воздухом, плыли по лагуне, все остальное ушло на дно.

– Для чего ты это сделала, чертовка?! – заорал Браун.

Матросы подбежали к французам и теперь, голые, размахивали руками и приплясывали от досады. Старуха указала на суденышко. Оно горело от носа до кормы, из бортов валил черный дым. Такелаж грот-мачты прогорел, мачта осела на бок, ее лизало еле заметное пламя.

– Я сплаваю вам за рубашкой, сэр, – сказал один из матросов, сбрасывая оцепенение.

– Нет. Идем, – отвечал Хорнблауэр.

– Сгодятся вам штаны с этого старика, сэр? – спросил Браун. – Он их живо у меня снимет, старый хрен. Не гоже…

– Нет! – снова сказал Хорнблауэр.

Голые, они вскарабкались по склону к винограднику. Обернувшись в последний раз, Хорнблауэр увидел, что две женщины плачут навзрыд, мужчина похлопывал одну из них по плечу, остальные в горестном оцепенении наблюдали, как горит их судно – все их достояние. Хорнблауэр повел отряд через виноградник. К ним во весь опор мчался верховой – судя по синему мундиру и треуголке, бонапартистский жандарм. Он остановил лошадь перед самым отрядом, потянулся за саблей, но в то же время неуверенно крутанул головой – сперва направо, потом налево – высматривая подкрепление, которого нигде не было.

– Получай! – заорал Браун, бросаясь на него с тесаком.

Другие матросы тоже наступали с оружием в руках. Черноусый жандарм поспешно развернул лошадь и оскалился, обнажив белые зубы. Отряд побежал к берегу, Хорнблауэр, обернувшись, увидел, что жандарм спешился и пытается отвязать притороченный к седлу карабин. Лошадь беспокоилась, мешала. На берегу стояли давешние старик и две женщины; старик угрожающе размахивал мотыгой, женщины из-под опущенных ресниц поглядывали на голых мужчин и бесстыдно хихикали. Здесь же была гичка, а дальше – «Сатерленд», при виде корабля матросы разразились приветственными криками.