Эдвард Чупак - Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ

Дослушай же мой рассказ. Я зажигаю фонарь и берусь за перо.

А вот и твой Маллет топочет за дверью, пачкая последние страницы этой рукописи жирными пальцами. Посмотрим, что он подумает о тебе — своем капитане, — когда я извлеку на свет сокровище и последнюю кровавую тайну. Поглядим, сэр.

Маллет побывал у меня в каюте, пока я спал во время приступа. Я открыл глаза и увидел его. Он точно таков, каким я его представлял, — сущий полотер. В его глазах нет блеска. Волосы обстрижены. Он плотный и круглый, как пробка. В нем глупости не меньше, чем в ваших славных лордах.

Позже он снова заявился ко мне под дверь с подносом и съел всю отраву сам, обсосав косточки. Я под его чавканье завел речь о каннибалах, добавив, что он неплохо бы смотрелся с костью в носу — умнее, по меньшей мере. Маллет поблагодарил за совет и добавил, что меня есть не станет из-за нарывов. Я его почти полюбил. Видно, яд пошел ему на пользу. Если не окочурится к моему мятежу, пожалуй, дам мальчишке леденец перед тем, как выпотрошить его капитана.

— Стало быть, Азоры далеко позади и мы идем по проливу Дарданеллы, между Эгейским и Мраморным морем, — сказал я ему.

— Капитан говорит, у меня есть задатки, — отозвался он.

— Наживки для акул — возможно.

— Зря я вам сказал, где мы.

— Но все-таки сказал. Должно быть, я был не прав насчет задатков. Когда-нибудь ты станешь капитаном.

— Капитаном… — повторил он едва слышно.

— Соберись, парень. Ты, конечно, станешь капитаном — если вся команда вымрет от чумы.

Тут Маллет по привычке вздохнул и удалился.

Ты взял весьма любопытный курс. Мы очутились меж двух миров, у самой оконечности Азии и крепости Чанаккале, и, однако же, далеко от Европы. В Дарданеллах, или же Геллеспонте, как называли его древние, воды текут сразу в обе стороны, к каждому пласту суши. «Линду-Марию» разворачивает на стремнине, пока ты выбираешь наш последний маршрут. Один поток уносит нас в Азию, другой тянет в Европу, и мы снова оказываемся меж двух миров. Я всегда огибал Галлиполи, уходил в синеву Эгейского моря и оставлял турок курить трубки, но ты, видно, решил доказать свою удаль. Что ж, поглядим, кто кого.

Как я уже писал, мой первоначальный расчет долготы был неверен, поскольку я отмерял ее от Бристоля, а не от Лондона. Я вычислил расстояние между ними и внес на карту поправки — окунул ноготь в чернила и каплями отметил нужные меридианы. Попади карта в чужие руки, никто бы не догадался, что ее замарали намеренно. Итак, выверив курс, я на всех парусах понесся к точке на сорок первой широте и двести восемьдесят седьмой долготе — краю Нового Света, острову Сокровищ.

Эдвард в своих вычислениях пришел к совершенно иному выводу. Рассеивать его заблуждения едва ли было мне на руку, так что когда мы встретились через день после шторма, я промолчал. Он сообщил мне, что шифры привели его, как ни удивительно, в Британию, хотя у него не было никаких доказательств, что он найдет сокровище там. Этот клад, по его заверениям, никогда не покидал Британии, так же как Библия всегда хранилась в Лондоне, а стало быть, Лондон был отправной и в то же время конечной точкой наших странствий. Все прочие шифры наверняка были придуманы лишь для того, чтобы сбить с толку. Когда же я спросил его, где в Лондоне он намерен искать сокровище, он ответил, что ему, как и мне, только предстоит это выяснить.

Итак, я отправился на юг, а Эдвард — на север, в согласии с первоначальным уговором, и вскоре после этого мне попался кремовый пирог под названием «Дорчестер» — самый богатый корабль, какой только мне приходилось брать на абордаж. Казалось, Старый Ник захотел преумножить мою славу, прежде чем затащить в пекло.

«Дорчестер» как раз возвращался из плавания к Сандвичевым островам, с заходами к берегам Средиземноморья, Вальпараисо, Новой Испании и в эти самые Дарданеллы. Его киль просел глубоко под воду, и немудрено: корабль был набит медью, чаем, зерном и табаком, наполнен ромом. Я поддел ложкой его корочку и полакомился реалами, фунтами и пиастрами.

Мы пробили брешь в его обшивке — фок-мачта со всей оснасткой рухнула на палубу, — после чего подошли к левому борту и тычком судно развернули к ветру. Потом «Дорчестер» зацепили кошками и в один миг пришвартовали к «Линде-Марии».

Пью, пытаясь поджечь трут, который чуть погодя спалил «Дорчестер» дотла, сказал мне:

— Эдвард обрадовался бы такой добыче. Нужно будет похвастать при следующей встрече, как нам повезло. Мы должны и ему выделить долю, как полагается. Давным-давно Пью видел у него Библию. Вы велели Пью никогда не говорить о ней, и Пью не говорил, — солгал он. — Пью слышал, как Джимми о ней говорил, когда она выпала у Эдварда из пожитков в день, когда наши пути разошлись. Эдвард просил Джимми держать язык за зубами — Пью свидетель. Только Джимми рассказал своему приятелю, а потом их обоих смыло за борт во время грозы. Пью — надежный малый, не то что Джимми. Пью никому не говорил о Библии. Пью только подумал, не причитается ли нам чего за тех двоих, чтобы все честь по чести. Пью много чего слышал на этом борту, но сболтнуть другим — ни-ни.

— Еще бы. Иначе ты бы не встретил рассвета.

— Пью не из чувствительных, но рассветы встречать любит.

— Да будет так, — сказал я ему и вздохнул. Пью, подражая мне, втянул воздух. — До тех пор, пока ты держишь слово.

— Пью нем как могила, — произнес он и улепетнул прочь — смотреть, как горит «Дорчестер».

Мы получили слишком большую осадку; вдобавок меня тревожило, что «Линда-Мария» может не успеть добраться до острова раньше конца сезона, когда ветер обернется против нас. Поэтому мы спустили «Веселого Роджера» и шли, сторонясь всех встречных кораблей, но даже эти меры не помогли; маршрут протянулся дальше, чем я предполагал. Мы миновали Ньюфаундленд, прошли Большую Балку и обогнули Ярмут кружным путем, избегая всех и вся, кроме холодов.

Команда ворчала, а когда мы угодили в полосу штиля и низких отливов, приготовилась взбунтоваться. Я отказался бросить якорь, и в заливе Фанди на «Линду-Марию» обрушился ураган. Я налил всем ребятам рома, повис на штурвале и не отпускал его до тех пор, пока не вывел свою любезную в спокойные воды, после чего через сорок дней беспрерывного плавания мы достигли оконечности острова Гарднерса и встали на якорь.

В уголке карты я еле заметно нацарапал «Остров Сокровищ» и спрятал ее за зеркало — именно там Черный Джон давным-давно хранил долговые расписки.

Ребятам не терпелось отправиться на берег, что я и позволил, не видя в том большого вреда. Заметь: остров-то я нашел, но где искать сокровища, не представлял. Все, кроме меня, сошли на сушу, которую я искал с того самого дня, когда Эдвард показал мне свою черную книгу. Команда вернулась, набрав яблок и груш, изловив нескольких кабанов и даже оленя. Мы устроили пир. Даже Соломон улыбнулся, сварив себе похлебку из корешков, добытых на острове*