Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания

— Так что же, что учебное судно? Ведь подвахта свободна, а старпом хочет, чтобы мы на судне торчали в это время. Не буду я этого выполнять, — пренебрежительно сказал Сахотин.

— Ты, вероятно, забыл, о чем предупреждал Бармин? Кого спишут с учебного судна, того выгонят и из техникума. Дело серьезное.

— Ну, из техникума не выгонят. Это он нас так, попугать хотел. Все это рассчитано на новичков.

Я удивился. Такие рассуждения показались мне легкомысленными.

К нам подошел высокий широкоплечий парень с вьющимися светлыми волосами и, посмотрев на Сахотина, хлопнул его по плечу:

— Сахотин? Вот не ожидал тебя здесь видеть! Как ты сюда попал?

— Здравствуй, Виктор. Учусь в ленинградском техникуме.

— В ленинградском? На каком же курсе?

— На трет… На втором.

— Ну и ну! Ловкий ты парень. Наверное, удивляешь ленинградцев своими «дальними» плаваниями? А?

— Да нет… У нас все народ бывалый, — скромно сказал Сахотин. — Ты заходи ко мне во второй кубрик, поговорим. Ну пошли, ребята.

Виктор улыбаясь посмотрел вслед Сахотину и покачал головой.

— Кто это? — спросил я, догоняя Сахотина.

— Это? Так, один морячок. Вместе учились.

— Что же ты с ним так холодно встретился?

— Да он, Игорь, неважный парень. Не друг, просто соученик.

Но меня заинтересовал иронический тон, которым говорил Виктор с Сахотиным, и я решил при случае подробнее расспросить этого «неважного парня».

Скоро все собрались на баке. Солнце жгло, хотелось купаться. Познакомились с новыми товарищами — практикантами из Одессы и Баку, которые приехали раньше нас. Через несколько минут все уже купались.

В воде я чувствовал себя уверенно. Мне многое дали настойчивые тренировки в плавании под руководством Романа и Сережки. Кроме того, Сергей, прекрасно нырявший с десятиметровой мачты «Ориона», научил и меня этому искусству. Правда, нырял я не так ловко и красиво, как он, но все же высоты не боялся. Теперь я легко поплыл вперед к бочке, стоявшей на якоре в ста метрах от «Товарища». Рядом плыли Роман, Чубренок, Коробов, Сахотин и наши новые товарищи из Одессы. Среди них был Костя Пантелеев — коренастый парень с сильно развитой мускулатурой. Неожиданно он крикнул:

— Кто вперед? — и, энергично работая руками, рванулся к бочке.

Спортивный огонек загорелся и во мне. Другие тоже заторопились. Началась борьба. Костя шел впереди всех.

— Давай, давай, Костенька! — кричали с борта его товарищи. — Поддержи честь одесского техникума!..

Нельзя было ударить лицом в грязь. Я собрал все силы и начал догонять Пантелеева. Чубренок и Сахотин быстро отстали. Дольше всех держался Роман. Но, поняв, что ему не обогнать меня, он задыхающимся голосом прокричал:

— Жми, Гошка, вся надежда на тебя!

Пантелеев был уже рядом. Брызги от его сильных ударов по воде летели мне в лицо. С «Товарища» что-то кричали, но слов разобрать было нельзя. До бочки оставалось метров пятнадцать. Я плыл из последних сил.

— Жми, Гошка! — звенело в ушах.

Последние метры я проплыл, почти ничего не соображая.

«Первый!» — промелькнуло в сознании, когда рука коснулась шершавой, нагретой солнцем поверхности бочки. Минуты три я не мог отдышаться. Вместе со мной отдыхал, повиснув на рыме, Пантелеев.

Роман, подплывший к нам, пожал под водой мою руку:

— Молодец. Ты здорово стал плавать.

— Ну, айда обратно, — без тени обиды или досады обратился ко мне Костя.

Мы тихонько поплыли к судну.

— Поздравляем, Игорь! Отстоял наш техникум! — посыпалось со всех сторон, когда я взобрался на борт «Товарища».

Одесские практиканты о чем-то договаривались. Мы ждали. Вот они подошли к нам, и Костя Пантелеев сказал:

— Знаете что, давайте устроим настоящие соревнования по плаванию и прыжкам в воду?

— Реванш? — спросил Роман.

— Нет, просто так, интересно и полезно.

— Давайте устроим, — согласились мы.

— Вот только приедут остальные из Архангельска, проведем собрание, выберем бюро со всеми секторами и организуем все, что захотим.

Мы разговорились. Одесситы сообщили нам, что на судке есть главный боцман Адамыч, очень старый и опытный, который уже плохо видит верхние паруса, но тем не менее командует отлично, а когда рассердится, то зовет всех «орлы — крупные головки». Так вот, Адамыч говорил, что в прошлом году на «Товарище» был один парень, который нырял с пока нижней реи, а это метров пятнадцать от воды.

Я невольно взглянул наверх. «А что, если прыгнуть? — подумал я. И тут же решил: — Прыгну». Знакомое волнение охватило меня, и я сказал:

— Я, пожалуй, прыгну как-нибудь…

На меня уставились с нескрываемым любопытством и с явным недоверием.

— Так давай сейчас и ныряй, чего же откладывать такое дело? — насмешливо сказал кто-то из практикантов.

Это меня рассердило:

— Не приказывайте! Когда захочу, тогда и нырну. На соревнованиях прыгну.

Когда мы остались с Романом вдвоем, он неодобрительно посмотрел на меня и проговорил:

— Ну чего ты фасонишь? Ведь высоко. Ты с такой высоты и не прыгал.

— Не прыгал, а теперь прыгну. Вот увидишь.

— Напрасно. Никому не нужна показная лихость.

— Это по-твоему, а по-моему не показная, а просто лихость. Морская лихость. Пусть знают наших ленинградцев.

Наступило время ужина. Мы еще сидели в столовой, когда пришел старпом и прочитал список вахт. За исключением четверых, все мы попали в одну вахту вместе с нашими новыми знакомыми — одесситами.

Завтра начинался первый трудовой день. Подъем в шесть. Надо было пораньше лечь спать. Мы спустились на нижнюю палубу, где для нас были устроены большие кубрики. Я забрался на верхнюю койку. Роман разместился внизу.

Свесившись к самому его уху, я шепотом спросил:

— Ну как, нравится «Товарищ»?

— Хороший корабль. Говорят, что раньше он был грузовым судном, а наши кубрики — бывшие трюмы.

— А мачты какие! Ведь завтра парусные учения. Придется на самый верх лезть.

— Как-нибудь заберемся. Ничего. Главное, здесь, кажется, неплохие ребята собираются. А вот Сахотин твой сегодня многих удивил: с борта прыгнуть не мог; да и хиляк он, оказывается, в чем только душа держится.

— Я и сам не знаю, почему он такой. Когда я приходил к нему, на окне всегда лежали гантели. Он говорил, что гимнастикой занимается.

— Знаю я, чем твой Сахотин занимается. Корчит из себя морского волка, а…

— Довольно тебе: «твой, твой»! Совсем он не мой. Тут один парень есть. Он Германа хорошо знает. Спросим его…

— И спрашивать не надо. Все и так ясно.

— Ну, давай спать.

— Давай.

После разговора с Романом осталось какое-то чувство досады — не то за себя, не то за Сахотина.

«Хорошо, завтра парусные учения, там увидим…» — подумал я, засыпая.