Николай Мороз - Остров

Народа в кафе было мало, почти все клерки уже успели пообедать, и занятыми оказались только три или четыре стола. Люди за ними сосредоточено жевали и переговаривались между собой, изредка посматривали на меня, но скоро потеряли ко мне интерес. Я не сводил с двери глаз и почти прикончил свою еду, когда на пороге кафе появился новый человек. Очень высокий, худой, даже тощий, в черном пальто до колен и джинсах, он немного пригнулся в дверях, чтобы не задеть коротко стриженой светлой макушкой притолоку. Осмотрелся, задержался взглядом на мне… и я сразу понял, что это брат Тэйлора – человек был не похож на банковского служащего, равно как и на случайно забредшего в кафе посетителя, уж очень взгляд был у него цепкий.

Я принялся быстро дожевывать свой обед, а человек шел ко мне через весь зал, и я разглядел, что лицо у него длинное и загорелое, щеки запали, а глаза голубые и довольно большие, но человек щурится – то ли видит неважно, то ли привычка у него такая. Он оказался у моего столика и спросил:

– Данила?

При этом он странным образом исковеркал мое имя, сделав ударение на последний звук. Я кивнул, Лесли сел напротив и положил на стол свернутую черную шапку, откинулся на спинку стула и несколько секунд разглядывал меня. Мне стало немного не по себе под его взглядом: этот человек походил скорее на полицейского, чем на врача, пусть даже лишенного лицензии. Я поспешно доел свой обед и сказал:

– Да, это я. Вы – брат Тэйлора?

Тот кивнул, расстегнул пальто, под которым обнаружился тонкий серый свитер, и сказал:

– Расскажи мне все как на исповеди. Ты когда-нибудь был на исповеди, Данила?

На исповеди я не был ни разу, ни мать, ни отец не водили меня в церковь. Отец, как я помнил, терпеть не мог людей в сутанах, называл их торговцами опиумом, а дом божий – наркопритоном. А матери было все равно, она крестилась иногда, но делала это механически, скорее, по привычке, к которой ее приучили родители, активные прихожане небольшого храма в их городке. Поэтому я не знал, как ведут себя на исповеди.

– Нет, – честно сказал я, – никогда в жизни.

Лесли чуть скривил тонкие губы, помолчал и сказал:

– Ладно. Тогда давай так: просто расскажи мне все, что с тобой произошло, все и со всеми подробностями. Мне надо понять, с кем мы столкнулись, чего ждать и вообще не померещилось ли тебе. Все ты таки первый раз оказался в большом городе, всякое может почудиться.

Он ободряюще улыбнулся, я отставил в сторону тарелку и рассказал ему все, начиная с того момента, как Билл появился на пороге нашего трактира и до последнего, до того, где мы с матерью расстались на дороге. Рассказал о нашем странном постояльце, о карте, за которой охотились бандиты, повторил все, что знал о пруде жизни и о том, что мне надо найти в Бристоле Тэйлора и передать ему все, что я только выложил его брату. Умолчал только о своих приключениях в Бристоле и о знакомстве с Сильвером, решив, что эта информация к делу не относится и сейчас будет лишней.

Доктор ни разу не перебил меня, он смотрел в окно, закрытое металлическими жалюзи, раз или два приоткрыл шторки и, прищурившись, посмотрел на улицу. Потом, уже к концу разговора, принялся постукивать по столу длинными костлявыми пальцами. Когда я дошел до места, где вскрыл ячейку, Лесли принялся буквально сверлить меня взглядом, не отводил его, пока я не закончил. Посидел, переводя дух, вытащил из кармана футляр и положил его на стол. Доктор еще несколько мгновений смотрел на меня, потом открыл футляр, достал оттуда рыбу и положил ее себе на ладонь.

Поднес близко к глазам, осмотрел со всех сторон, потом отодвинул шторки и скелет оказался на свету. Покрутил так и этак, только что не обнюхал. И заговорил, не сводя с «карты» глаз:

– Занятная штучка. Слышал я про такие вещи, говорят, они не то, чем кажутся на первый взгляд. Я сам не разбираюсь, но есть люди, что растолкуют нам назначение этой рыбки. И если ты думаешь, что Билл так пошутил над тобой, то ошибаешься – он знал, что делал. Этот объедок много скажет тем, кто понимает суть вещей, к тому же ячейка стоит денег: это надежный банк, он берет хорошие деньги за аренду, но всегда выполняет свои обязательства. Дорогая шутка, ты не находишь?

О стоимости аренды ячейки я не подумал, зато сейчас, когда доктор сказал это, мне сразу стало легче. Значит, Билл не врал перед смертью, и эти рыбьи останки – ценная штука. Тэйлор сообразит, как ими с толком распорядиться.

Лесли глянул на меня, потом на рыбу, положил ее в футляр и подвинул ко мне. Я забрал скелет и вернул его в карман, а краем глаза успел заметить, что девушка и парень за стойкой внимательно наблюдают за нами и даже перешептываются. Заметил это и Лесли, он посмотрел туда, потом на пустые тарелки, потом махнул рукой, подзывая официантку.

– Ты закончил? – спросил он.

Я сказал, что да. И только хотел добавить, что денег у меня нет, как доктор жестом велел мне молчать. Он сам расплатился по счету, поднялся, натянул на голову черную шапку, сдвинув ее до бровей, и сказал:

– Если все, что ты сказал, правда и тебе не померещилось, то приготовься к неприятностям. От тех, кто следил за тобой, можно ждать чего угодно. Сейчас мы выйдем на улицу, выйдем медленно, остановимся на крыльце, я сделаю вид, что говорю по телефону, а ты посмотришь вокруг. Если увидишь своих знакомых – не кричи, не тычь в них пальцем, просто скажи мне: «Они здесь» – и мне все будет ясно. Потом бегом в машину и постарайся заметить, кто из них пойдет за нами.

Тебе все понятно?

– Все. – Я тоже оделся, тронул ладонью карман, где лежал футляр с рыбой, и пошел следом за доктором через зал, потом через пустое фойе банка к выходу.

На крыльце, как мы и договорились, доктор остановился и полез в карман за якобы зазвонившим телефоном. Я повернулся к дороге вполоборота и всмотрелся в туман, который понемногу, как и вчера, принялся заполнять город. В воздухе отчетливо пахло морем, было очень сыро. И вдобавок поднялся ветер, он швырял в лицо дождливую морось – я поспешил натянуть на голову капюшон. Одновременно я посмотрел на ограду и за ворота и сразу заметил то, что искал – человека, что утром сидел на ступеньках заброшенного здания, а после ошивался рядом с дверями банка.

Человек никуда не делся, он просто перешел на другую сторону улицы и сидел на лавке под крышей павильона автобусной остановки. Сидел, курил, как несколько часов назад, его лицо снова закрывал капюшон, но я был готов поклясться, что не обознался. Лесли стоял, держа телефон рядом с ухом, и равнодушно посматривал на улицу, потом глянул на меня.

– Они здесь, – сказал я, – вернее, пока только один. Сидит напротив на остановке и курит.

Доктор опустил голову, неспешно повернулся в ту сторону, запахнул разлетевшееся под ветром пальто и сказал негромко: