Николай Манвелов - Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству

Ничуть не меньше доставалось и механикам. И снова слово Графу (речь снова идет о крейсере 1–го ранга «Князь Пожарский»):

«Последней достопримечательностью был старший судовой механик, тоже старого закала, сохранившийся с тех пор, когда механики еще только вводились на флот с переходом на паровые суда. Офицеры–парусники встречали их недружелюбно, как первых вестников исчезновения парусного флота. В довершение к этому, механикам не дали офицерских чинов, и они имели чиновничьи погоны. Кроме того, они были не дворянского сословия, как строевые офицеры, и все это ставило их даже ниже другой «черной кости» на флоте — офицеров корпуса штурманов и корпуса артиллерии. Механиков прозвали «сапогами» и «вельзевулами», и эти прозвища дошли и до нас. Мы сейчас же стали изощряться в этом направлении, спуская на веревке в машинный люк сапог или крича туда «Вельзевул!».

Старший механик был человек раздражительный, по–видимому, очень обидчивый и не любивший строевых офицеров, оттого он болезненно реагировал на наши издевательства, а это только подзадоривало. Его тронковая машина с горизонтальными цилиндрами нам казалась таким курьезным сооружением, что мы не могли не подтрунивать над ее ходом. Еще бы раньше чем начать работать, она забавно скрипела и как–то особенно пыхтела. Вся кадетская палуба наполнялась паром противного запаха, и мы начинали ругать «Вельзевула», «портящего» воздух».

Пренебрежительное отношение к инженер–механикам сохранилось до 1917 г. В повести Сергея Колбасьева «На «Джигите»» описывается весьма характерный случай, когда одного инженер–механика попросили приструнить сильно пьяного мичмана — сухопутный адъютант не смог отличить «механические» погоны от «флотских». Естественно, мичман не подчинился. Итак, мичман Лука Пустошкин «под сильным влиянием винных паров вообразил себя макакой, кувыркался в ветвях, издавал дикие вопли и вообще развлекал публику.

«… Услышал, что за столиками смеются, и решил на смех этот реагировать в точности так же, как реагируют обезьяны. Одним словом, показал местному населению города Владивостока свою голую задницу на фоне густой зелени.

Этого было вполне достаточно, чтобы смутить присутствовавшего адъютанта коменданта крепости. Будучи юношей осторожным, он сам не принял никаких мер, но сразу же позвонил по телефону своему начальству.

Начальство тоже было толковое. Точно учитывая психологию мичмана, вообразившего себя макакой, оно приказало адъютанту разыскать старшего из присутствующих морских офицеров и поручить ему оного мичмана убрать.

Вот тут–то адъютант и совершил ошибку. Выбрал какого–то дяденьку с двумя просветами на погонах [125] Два просвета на погонах имели штаб–офицеры. , но не обратил внимания на то, что погоны эти были не строевые, а механические. Механиков же в те времена юные мичманы по свойственной им дурости не уважали.

… Адъютант передал ему приказание начальства, и он спорить не стал, — он был человеком военным. Вытер губы салфеткой, встал из–за стола, подошел к дереву и внушительно произнес:

— Молодой человек, извольте спуститься вниз! — Лука, естественно, не послушался. Продолжал скалить зубы и выделывать неприличное.

— Ах так! — сказал почтенный инженер–механик и, круто повернувшись на каблуках, ушел на кухню, откуда через минуту вернулся с небольшой пилой.

Снял тужурку, аккуратно повесил ее на спинку стула и начал пилить дерево, которое шесть рабочих могли бы спилить примерно в недельный срок.

Адъютант еще раз ошибся: солидный механик оказался не менее пьяным, чем юный мичман».

Отдельный разговор о взаимоотношениях флотских офицеров с офицерами армии — «армеутами».

Они всегда были крайне сложными — моряков считали «белой костью», которые только и делают, что плавают по морям–океанам, пьют дорогие напитки и шикуют в портовых городах.

Отметим, что негативное отношение к флоту было характерно и для нижних чинов. Поэтому начальство всегда направляло на подавление выступлений матросов армейские части, не беспокоясь о том, что они перейдут на сторону восставших. Так было во время Кронштадтских восстаний, а также подавления мятежа на «Очакове», во время Севастопольских событий 1905 г.

Напротив, моряков очень часто привлекали для того, чтобы призвать к порядку солдат сухопутных частей.

Но вернемся к взаимоотношениям офицеров.

Безусловно, все люди — разные, но многие моряки смотрели на своих сухопутных коллег свысока. Ведь кадеты Морского корпуса комплектовались почти исключительно из потомственных дворян, в то время как армейцы очень часто могли быть выходцами из семей разночинцев.

Косо смотрели и на офицеров, перешедших в Морское ведомство из сухопутных частей — гвардия не исключение.

Отдельно стоит сказать о взаимоотношениях флота с армией.

«Во всем свете у нас только два верных союзника — наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся против нас», — сказал как–то император Александр Третий. Но на практике говорить о неких «союзнических отношениях» между родами войск было нельзя. Напротив, между солдатами и матросами постоянно возникали трения.

Во многих случаях негативное отношение к армейцам разделяли и строевые морские офицеры.

Более того, морской офицер всегда считал своим долгом защитить нижнего чина, так или иначе пострадавшего от береговых сухопутных властей. И снова обратимся к повести «На «Джигите»» Сергея Колбасьева. Речь идет о сухопутных «геройствах» легендарного капитана 2–го ранга Сергея Захаровича Балка, выходца из старого морского рода и обладателя феноменальной физической силы.

«Команду Сергей Балк любил и жил с ней ладно, а начальство, особенно сухопутное, не слишком уважал. Однажды — кажется, в Николаевске–на–Амуре — стоял он со своим миноносцем на якоре и влетел в исключительно красивую историю.

Один из его матросов нашумел на берегу, был изловлен и посажен на гауптвахту. Балк, как только об этом узнал, срочно дал семафор коменданту крепости: прошу, дескать, вернуть мне моего матроса, дабы я мог наказать его по всей строгости морских законов. Не вышло. Комендант, конечно, ответил отказом.

Тогда Балк вызвал желающих из команды на четверку [126] Четверка — четырехвесельная шлюпка. , роздал им оружие и во главе десанта из четырех человек высадился на берег.

Подошел к гауптвахте, крикнул часовому: «Здорово, молодец!», сразу же вырвал у него из рук винтовку и поставил свой караул.

Потом поднялся к дежурному офицеру. С ним тоже любезно поздоровался, но так сжал ему руку, что тот сразу потерял способность соображать. Очнулся запертым в шкафу и только тогда понял, что у него отобрали ключи.