Николай Манвелов - Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству

Не все, впрочем, спят. Улучив свободное время, несколько человек, забравшись в укромные уголки, под баркас или в тень пушки, занимаются своими работами: кто шьет себе рубашку, кто тачает сапоги из отпущенного казенного товара».

В два часа полагался чай (как команде, так и офицерам), а с половины третьего до пяти вечера офицеры вместе с нижними чинами–специалистами занимались текущими работами по своим заведованиям. Затем часовая приборка при необходимости.

Между шестью и семью часами вечера команда ужинала. Затем наступал период свободного времени для тех, что был не занят на вахте.

Обычный, ежевечерний спуск флага происходил также не без определенных церемоний.

Для стороннего зрителя на рейде о предстоящем спуске флага парусными судами говорил прежде всего спуск за пять минут до захода солнца брам–рей и брам–стеньг, которые возвращались на свои места перед утренним построением. Эта операция производилась для того, чтобы мачты имели меньшую парусность, а корабль не имел склонности к неожиданному дрейфу.

Кода солнце достигало горизонта, начинали спускать кормовые и стеньговые флаги, а также гюйсы. Корабельные духовые оркестры, между тем, играли «Боже, царя храни!» и старинный гимн «Коль славен наш господь в Сионе». На палубах в полной тишине стояли во фронт офицеры и матросы со снятыми фуражками и бескозырками. Звучала команда «Накройсь!», и экипаж начинал готовиться ко сну.

Церемонии подъема и спуска флага имели для личного состава флота настолько большое значение, что действовали даже в чрезвычайных обстоятельствах. Например, как показало следствие, о них не забывали даже восставшие на эскадренном броненосце «Князь Потемкин Таврический».

После восьми часов вечера корабль начинал готовиться к отбою. Сон экипажа хранили свято, и за шум на палубе виновного могли сурово наказать. Традиция «мертвого часа» существовала со времен Морского устава:

«Кто ночью на корабле какой крик, или какие излишествы учинит, есть ли кто из офицеров учинил оное, то имеет он и которые с ним были, каждые вместо наказания жалованье свое двухмесячное в шпиталь [175] Госпиталь. дать, а рядовой будет с райны [176] Рея. купан, или кошками [177] Кошка – плеть с большим количеством «хвостов». наказан».

Отметим, что «купание с райны» представляло собой даже не наказание, а скорее — пытку. Осужденного окунали в воду (к ногам привязывался груз), опуская в воду на длинном конце. Сам конец при этом пропускался через блок, закрепленный на ноке реи (т. е. райны). По сути, это был аналог пытки на дыбе.

Корабельные сутки делились на шесть четырехчасовых промежутков, каждый из которых именовался «вахтой». Это слово имеет германское происхождение — в немецком языке выражение wacht означает «караул» или «стража».

Продолжительность вахты, в принципе, догмой не была. По решению командира ее длительность могла быть изменена как в сторону увеличения, так и в сторону сокращения. Например, в сложных погодных или навигационных условиях вахтенного начальника и вахтенного офицера могли сменить гораздо раньше. На якорной стоянке часто практиковались суточные офицерские вахты.

Многое зависело и от размеров корабля. На малых судах, где и офицеров было немного, вахтенным начальникам зачастую приходилось проводить в море на мостике и шесть — восемь часов. Иногда их подменял командир, давая подчиненному возможность на время спуститься в теплую кают–компанию, где офицер мог слегка перекусить и выпить стакан–другой горячего чая. Но зачастую, времени не было и на это, в связи с чем вахтенному начальнику приходилось подавать чай и бутерброды прямо на мостик.

«Чтобы пробраться из закупоренной каюты на мостик для смены вахтенного начальника требовалось большое искусство: палуба уходит из–под ног, и, крепко держась за протянутые леера, стараешься балансировать так, чтобы не выскользнуть вместе с водою за подветренный борт. Добравшись с трудом, находишь там темные силуэты в дождевиках и зюйдвестках — это вахтенный офицер, рулевые и сигнальщики, привязанные к поручням из предосторожности, чтобы не вылететь за борт. Они радостно встречают новую смену и, сдавши вахту, спускаются вниз, и, сбросивши все мокрое, зарываются в теплую койку и засыпают мертвым сном. В этот момент все испытанное на вахте им уже кажется пустяками: они забывают страх, усталость, разве только оставшийся на губах вкус засохшей соли напомнит им соленые ванны окачивающих волн» , — вспоминал вице–адмирал Генрих Фаддеевич Цывинский о своем плавании в конце 1870–х — начале 1880–х гг. на парусно–винтовом клипере «Наездник».

Несение вахт являлось одной из главных обязанностей любого офицера корабля. Недопущение к самостоятельному несению вахты был не просто наказанием, а самым настоящим позором.

Начало первой вахты — так называемой «собаки» (с полуночи до четырех часов утра) практически всегда выглядело одинаково. И снова слово Константину Михайловичу Станюковичу:

«Ах, как не хотелось вставать и расставаться с теплой койкой, чтобы идти на вахту!

Володя только что разоспался, и ему снились сладкие сны, когда он почувствовал, что его кто–то дергаетза ногу. Он отодвинул ее подальше и повернулся на другой бок. Но не тут–то было, какой–то дерзкий человек еще решительнее дернул ногу.

— А?.. Что?.. — произнес в полусне Володя, не открывая вполне глаз и скорей чувствуя, чем видя, перед собой тусклый свет фонаря.

— Ваше благородие… Владимир Николаевич! Вставайте… На вахту пора! — говорил чей–то мягкий голос.

Володя открыл глаза, но еще не совсем освободился от чар сна. Еще мозг его был под их впечатлением, и он переживал последние мгновения сновидений, унесших его далеко–далеко из этой маленькой каютки.

— Без десяти минут полночь! — тихим голосом говорил Ворсунька, чтобы не разбудить спящего батюшку, зажигая свечу в кенкетке, висевшей почти у самой койки. — Опоздаете на вахту.

Сон сразу исчез, и Володя, вспомнив, какое он может совершить преступление, опоздавши на вахту, соскочил с койки и, вздрагивая от холода, стал одеваться с нервной стремительностью человека, внезапно застигнутого пожаром.

Сверху раздаются мерные удары колокола. Раз. два. три. Бьет восемь ударов, и с последним ударом колокола Володя выбегает наверх, сталкиваясь на трапе со своим вахтенным начальником, мичманом Лопатиным.

— Молодцом, Ашанин. Аккуратны! — говорит на ходу мичман и бежит на мостик сменять вахтенного офицера, зная, как и все моряки, что опоздать со сменой, хотя б минуту–другую, считается среди моряков почти что преступлением.