Алекс Белов - Зелёные Созвездия

Я совершил ужасный поступок, — начинаю я следующий вопрос. — По моей вине спилили Каштан. Прости меня за это.

Я не знаю, что такое прощать, — отвечает Лес. — Потому что не знаю, что такое обижаться. Ты совершил поступок и не сможешь вернуть Природу в то состояние, которое было до него. Течение времени не перевернуть вспять.

Но я совершил отвратительный поступок, — жалобно произношу я.

Нет. Ты просто сделал то, что считал нужным. Природа уже перестроилась и работает в новых алгоритмах. Каждую секунду её творения что-то меняют, в этом суть развития. Сейчас тело срубленного Дерева даёт жизнь новым сущностям Природы.

Вот в этом мой второй вопрос, — говорю я. — Я больше не слышу Каштан. Что стало с его сущностью? Я убил её?

Этому дереву имя дали вы. Он не Каштан. В нём не было сущности Каштана. В нём была сущность твоего отца.

Третий вопрос я задаю нескоро, потому что чуть не теряю сознание от ужаса и изумления. В глазах мутнеет. Каштан знал не только то, что ему рассказывал я или мама в детстве. Он знал и то, что происходило с нами в городской квартире, чего никто ему не рассказывал. Я мог сразу догадаться, что эту информацию Каштан прочёл не в наших сущностях, потому что в ту ночь с мамой он рассуждал о запахах. Каштан — Дерево, он не чувствует запахи.

Какой же я дурак. Я сразу сравнивал его с отцом, даже голос похож, хоть в голове он и не в виде звука. И я… получается, подарил отцу вторую смерть своими руками.

Губы дрожат.

Мне больно.

Мне так больно!

И грустно.

Я ненавижу себя. Я за каких-то двенадцать лет всем испоганил жизнь.

Но я собираюсь и пытаюсь вернуть мысли к разговору с Лесом. Бичевать себя у меня ещё будет время.

Утка, — говорю я. — Я разговаривал с ней. Разве могут неодушевлённые предметы иметь сущность?

Нет, — говорит Лес. Самый короткий ответ. Я даже хочу задать дополнительный вопрос, но Лес понимает моё ожидание и уточняет: — Ты разговаривал не с сущностью Утки. Ты разговаривал с противником Природы. Природа хочет ударить молнией в определённое место. А он обязательно искривит её при помощи ваших же изобретений.

Я не понимаю. То есть, я уже знаю, что говорил с противником Природы, он сам мне об этом сказал вчера, но что значит сравнение с молнией, и причём тут наши изобретения?

И тут мне становится дурно. Актовый зал загорелся только потому, что молния ударила в электрический столб, часть которого упала на крышу ветхого деревянного здания.

Сердце бьётся чаще, конечности согреваются. Многое становится ясным, но лишь больше запутывает. Я не буду убивать Володьку — это сто процентов. Я никогда не брошу Природу, потому что теперь, после смерти всех родителей она стала единственной, ради которой я живу. Но передо мной ещё масса выборов. Если Лесу не нужны мои извинения, то Володьке не помешают. Сейчас, когда нет мамы, бабушка с дедушкой одни, как мне вести себя? Но главное, как быть с Уткой? Подружиться с ней и узнать её сущность? Стать притворщиком. Или попытаться донести песнь Природы и изменить её сознание? Уж если я смог заговорить с Лесом… А может принять её во все штыки?

И я задаю Лесу последний извечный вопрос:

Что мне теперь делать?

На сей раз следует действительно самый короткий ответ, безо всяких уточнений:

Слушай себя.

Я бреду домой. Солнце взошло.

Когда я вынырнул и впервые за эту ночь вздохнул, воздух ворвался внутрь огненным пламенем, но через секунду неприятные ощущения исчезли. Теперь никаких остановок сердца и кувырканий.

Долгие минуты кожа горит, я будто в аду. Бросает в жар. Сердце молотит как отбойный молоток. Босые ноги капризно разливают боль по всему телу. От каждой кочки и каждой сломанной под подошвами веточки.

Когда я добираюсь до велосипеда, ритмы тела нормализуются, сущность скукоживается до моих размеров, и по склону я несусь уже обычным мальчишкой Никитой. Хотя, это только снаружи. Внутри я обычным уже никогда не стану.

Когда я въезжаю во двор, даже волосы высыхают.

За потерянные сандалии, наверное, придётся получить нагоняй от дедушки, но вытерплю. Да и не до этого ему сейчас.

Я поднимаюсь на крыльцо и уже тянусь к ручке, как дверь открывается сама собой. На пороге стоит длинная высохшая баба Даша, блистая модной укладкой и ярко розовой губной помадой.

— И где ты шлялся всю ночь?!

Я сижу в кухне, понурив голову для вида. Я — центр скандала. Громкие фразы проносятся мимо меня, и сознание не вникает ни в одну. А что там вникать, всё как обычно: — ты о нас подумал? — тебя уже устаёшь воспитывать! — а потом воровать начнёшь??? Впрочем, деда Толик и баба Маша скорее защищаются, инициатором скандала выступает баба Даша. Вся расфуфыренная она сидит на лучшем стуле у холодильника и даже кричит с солидным видом, то и дело прикладывая руки к груди. Рассказывает, что у меня нет должного воспитания, и что ваша дочка всегда была легкомысленной, её саму ещё воспитывать и воспитывать, а ей ребёнка доверили.

У меня даже злости нет. Люди теперь кажутся такими глупыми со своими проблемами, аж тошно. Я велел спилить Каштан, в котором жила душа моего отца, я своими руками отправил его на смерть, я потерпел кораблекрушение, видел, как умирают другие дети, три дня жил без еды и воды, а меня учат, как жить. Не пора бы мне начать?

А Каштан… самое горькое не в его смерти. Чего там, папа теперь живёт в каком-нибудь многовековом Дубе. Каштану было больше лет, чем всем нам, значит душа отца прибилась к Дереву ровно в тот день, когда он умер в больнице шесть лет назад. И я догадываюсь, почему именно здесь и именно в это Дерево. Он хотел быть ближе к нам. А самое горькое, что по прошествии стольких лет, я наконец отыскал голос отца и снова потерял. Поддавшись воле эмоций, отключил его, как назойливую радиостанцию. И теперь без неё жуть как скучно. Если радио можно включить, то голос отца уже вряд ли можно найти.

И тогда я впервые слышу о буре. В углу тихо работает телевизор. Прогноз погоды. Брутальный кудрявый дядька в очках рассказывает о столкновении двух циклонов прямо над нашим районом. Он так и говорит: северным холмам придётся закрыть окна и двери, а ещё лучше на время уйти в погреб, особенно, если у вас частные дома и перед ними растут высокие деревья. Перед нашим когда-то росло. Я сжимаю губы. Две невероятные воздушные массы наезжают друг на друга. Что скажет на это Природа? Это тоже её задумка?

Но ведь, оказывается, и молния бьёт не всегда туда, куда задумала Природа. Отчего-то с низа живота поднимется липкий страх, когда я кошусь на экран и вижу метеорологическую карту.

И тут из вороха слов, витающих вокруг меня на повышенных нотах, некоторые вырывают меня в реальность. Говорит баба Даша: