Дмитрий Симонов - Тайна острова Уали

Она посмотрела вниз на серебрящуюся в лунном сиянии кромку воды, ощерившуюся на нее острыми клыками прибрежных скал, издававших негромкое рычание, и ей стало дурно. У неё закружилась голова. Страх раздирал грудь, переполненную чувством досады.

— Пресвятая Дева, помоги мне! — прошептала она.

Преследователи же её, увлекшись погоней, ничего не заметили. Они так громко топали своими грубыми матросскими башмаками, шурша щебнем по каменистой осыпи, что не услышали шума, стонов и всхлипываний у себя под ногами.

Ночную тишину прорезал леденящий душу крик!

Катарина вздрогнула, всем телом вжавшись в скалу. Позади неё мелькнула чья-то тень. Катарина онемела от ужаса.

Напряженно вслушиваясь в ночную тишину, она пыталась разглядеть, что там. Из-за края скалы в призрачном свете луны медленно выползал огромный тёмный силуэт. Кто-то двигался там, в темноте, и двигался в ее сторону! Что это, разобрать было невозможно. Кто-то приближался к ней. Это было…

Катарина попыталась сделать шаг, но не смогла, замерев от ужаса. Холодок пробежал по лопаткам, потом по низу живота. Её всю трясло от страха. За спиной слышалось приглушенное хриплое дыхание. Боясь выдать себя неожиданным движением или звуком, она замерла на месте, напряженно вглядываясь в нависающую над бурлящим морем тьму. Бедная девушка дрожала всем телом, напряженно вслушивалась, пытаясь уловить ночные шорохи и звуки: ужасающий хруст камней под ногами, чьи-то шаги в кромешной тьме. Леденящий душу ужас, пробирал до костей.

Вдруг кто-то дернул её за руку, цепкая рука схватила ее за волосы и что-то острое полоснуло ей по горлу. От страха у неё потемнело в глазах ее тело неожиданно обмякло и Катарина рухнула наземь, потеряв сознание.

Звонкий детский смех вывел задремавшую на берегу Катарину из забытья. Она лежала на спине, подставив лицо жарким солнечным лучам и ощущая под пальцами босых ног необыкновенно мягкий нагретый песок. Услышав голоса, она невольно вздрогнула. О Господи, только этого не хватало! Она думала, что никто не знал об этом удаленном от города пляже, на который она неделю глядела из окна, мечтая очутиться на нем. Вот почему она и пришла сюда, после своего ночного приключения, желая побыть в одиночестве и восстановить физические и душевные силы. Она была полностью уверена, что здесь её никто не найдет. И вот опять! Ей не выдержать сейчас ни малейшего волнения, в особенности такого, которое вновь вернет ее в прошлое. Приподнявшись на локте, она заслонила от солнца глаза.

У воды, ярдах в тридцати, между вывешенных сушиться рыбацких сетей, играли дети. Мальчик лет десяти и девочка лет семи-восьми. Приподнявшись на локте, Катарина заслонила от солнца глаза. Несколько мгновений она как зачарованная, не в силах отвести взгляда, смотрела на них, выглядывая из-за плотного кустарника, надежно скрывавшего её от постороннего взора, потом отвернулась и закрыла глаза, собираясь с мыслями.

Шесть долгих месяцев Катарина провела в путешествиях через Атлантику, в обществе четырех дюжин головорезов, и теперь чувствовала себя совершенно измученной. Ей не выдержать сейчас ни малейшего волнения, в особенности такого, которое вновь вернет ее в прошлое, в то прошлое, которое она потеряла и к которому она стремилась всеми силами.

Перед ее мысленным взором предстала другая девочка, девочка на портрете. Ровесница этой, но черты лица которой расплывались в памяти, она цеплялась за них, но они ускользали. Эльза, так звали эту девочку. Неудивительно, ведь когда Катарина впервые увидела ее портрет в гостиной замка Гриффитов, ей самой-то было почти столько же лет. И портрет привлек ее внимание не столько мастерством художника и красотой маленькой графини, а скорее тем, что у девочки на портрете на правой руке был перстень с большим бриллиантом. Катарина вспомнила, как нелепо это выглядело, и усмехнулась. Бриллиант, так нелепо смотревшийся на маленькой девочке, на ее руке выглядел бы вполне уместно. Сколько загадочных, а порой трагичных историй было связано с этим перстнем. Историй, о которых любил рассказывать ей старый сэр Гриффит. Ее дед.

— Вы продаете меня за десять серебреников? Какая низость! Я дам вам больше!

— Что же вы можете мне предложить?

Зашуршавшая сзади осыпь заставила ее вздрогнуть и обернуться. Перед ней стоял высокий молодой человек.

Джон, чье имя она подслушала накануне, сразу поразил ее воображение, сразу, как только предстал перед ней. Юноша, почти мальчик, казалось, немногим старше ее, но от этого он не был менее опытен. Никогда она не видела мужчины желаннее этого. Гордое и по-мужски привлекательное лицо с волевым подбородком и неожиданно— чувственным ртом, уголки которого кривились в еле заметной циничной усмешке, но которая не портила его, а придавала неизъяснимый шарм.

Джон Саймон, приветливо улыбаясь, подавал ей руку.

— О, мадемуазель, наконец-то вы пришли в себя! Позвольте, я помогу вам подняться.

Казалось, просто невозможно быть таким красивым. Впрочем, ее собственный опыт общения с молодыми людьми был настолько небогат, насколько и неудачен. С другой стороны, дьявольски зажигательные глаза этого прекрасного юноши, пожалуй, свидетельствовали о том, что в его нежные годы он уже умеет доставить женщине истинное удовольствие.

— Пойдемте, графиня, сделайте милость, нас уже ждут. Я был бы вам очень признателен, если вы избавите меня от необходимости просить вас об этом на коленях.

— Ах, оставьте при себе свою галантность. Я и с места не сдвинусь! Я вывихнула ногу, изодрала в клочья платье, разодрала в кровь руки, и вдобавок поцарапала лицо и шею.

— Право же, графиня, мне искренне жаль. Вся команда с раннего утра рыщет по всему побережью в надежде отыскать вас. Тому, кто найдет вас, капитан объявил награду — десять ливров. Позвольте, мадемуазель, я помогу вам подняться.

— Вы продаете меня за десять серебреников? Какая низость! Я дам вам больше!

— Что же вы можете мне предложить? — юнец огляделся, улыбаясь. Вокруг плотный кустарник, через который не продерешься, и они совершенно одни. Он сделал шаг к Катарине. И…

Она оттолкнула его в гневе:

— Негодяй, как вы могли подумать такое.

— Миледи, вы напрасно опасаетесь меня, уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь. Вы мне совершенно несимпатичны. Уверяю вас, вы абсолютно не в моем вкусе.

— Что это значит, сударь? Это почему же? — спросила она, наклоняя голову в сторону. — А если бы не была так груба, как вы?

— Нет, хотя вы и милашка.

— Не зовите меня милашка!

— Почему бы и нет?

— Слишком вульгарно!

— Извините, мисс, — выпалил Джон, испугавшись, что Катарина вот-вот взорвется от гнева. От взбалмошной девицы можно было всего ожидать, а провоцировать ссору он не собирался, вдруг она набросится на него, а уж тогда-то, в припадке ярости, он запросто мог причинить ей боль.